Репортаж из зоны боевых действий на востоке Украины

Специальный корреспондент “Рекламы” провел 2 дня с волонтерами на передовой.

Внутри блиндажа
Внутри блиндажа

Авдеевка, Промзона, Марьинка… Именно отсюда вот уже 5 лет приходят фронтовые сводки об убитых и раненых. Однако колонки в новостях и даже видео не отражают всю реальность. По-настоящему понять, что такое война – пусть и гибридная – можно лишь, находясь прямо там. Все описанное здесь происходило еще осенью, но по ряду важных причин только сейчас у нас появилась возможность опубликовать этот репортаж.

Глубокая ночь… Разбитый взрывами асфальт под фарами нашего микроавтобуса упирается в узкую щель между двумя массивными бетонными блоками. Блокпост. Несколько автоматчиков в камуфляже и полной экипировке подходят к уставшей машине и заглядывают внутрь. Внутри нас пятеро. Впереди рядом с водителем – руководитель нашей волонтерской миссии внештатный помощник замминистра обороны Украины по делам волонтеров Наталья Воронкова – вместе с сотрудницей волонтерского фонда, а сзади – демобилизованный после тяжелейшего ранения боец Сергей Кнутов и я. Все пространство за нами заполнено продуктами, теплыми вещами и подарками, которые мы везем на передовую. Наталья привычно улыбается военным, дарит им какие-то сувениры, и нас пропускают без всяких проблем… На рассвете мы должны оказаться в Авдеевке. Все окончательно проснулись, и мы продолжаем разговор с Натальей, начатый накануне. Кстати, по рейтингу журнала “Фокус” от 2014-го года она оказалась в сотне самых влиятельных женщин Украины, став одной из героинь фотосессии “12 украинок, которые потрясли мир!”.

Встреча в нескольких километрах от линии разделения
Встреча в нескольких километрах от линии разделения

– Так как же ты попала на эту министерскую должность?

– Да случайно попала. Главное не должность, а само волонтерство. Никогда благотворительностью до войны не увлекалась. Потом – ходила на Майдан, втянулась. Там были раненые, через знакомых я нашла контакты министерства обороны, мне дали телефон начальника военно-медицинского отдела, позвонила ему, рассказала, что мы умеем делать, он мне дал своего заместителя и вместе с ним мы уже приехали в госпиталь. Там меня познакомили со всеми начальниками клиник и сказали – вот, послушайте, что они умеют. Я барышня деятельная, пришла и стала рассказывать, как надо делать правильно, как правильно администрировать – медикам не хватало именно этого.
Наталья – обладательница очень эффектной внешности, высокая стройная блондинка. На позиции она специально приезжает не в полевой одежде, а в настоящем наряде на высоких каблуках. Это не только поддерживает тот самый боевой дух, но и возвращает бойцам ощущение мирной жизни.

– А откуда ты знала, как делать правильно?

– У меня 2 специальности – финансовый менеджмент и банковское дело. 10 лет я была рекламным директором фармацевтической компании, это помогло мне – я разбиралась в лекарствах и на одном языке разговаривала с медиками.

– А потом?

– А потом был Иловайск… Очень много раненых, пропавших, цифры зашкаливали – говорят, было около 1000 погибших, но, мне кажется, цифры намного больше. Мы собирали вещи чистые – потому что раненых привозят с передовой и надо их во что-то переодеть, накормить, а госпиталю продуктов не хватало, было очень много раненых, не хватало и медикаментов, все это мы пытались восполнить…

Баба Люба и пристройка дома после обстрела
Баба Люба и пристройка дома после обстрела

– Это тогда было, а что сейчас?

– Сейчас в нашей волонтерской группе основной “костяк” – это где-то 25-30 человек, когда я кидаю клич “срочно в поездку!”, я знаю, что точно могу на них рассчитывать. Мы очень активно занимаемся детскими домами, интернатами вблизи зоны боев. Цель не только накормить и дать материальные блага, мы стараемся детям объяснить, спросить, что для них Украина, Родина, где они родились, стараемся привить им правильное восприятие и русской , и украинской культуры. Например – декабрь 2014-го, город Часов Яр – мы приезжаем, привозим Деда Мороза, Снегурочку, подарки, и нам учительница говорит: “А мы с вами должны разговаривать на украинском только?” Я: “Почему? Я же с вами на русском разговариваю”. Она: “Нам сказали – будут вычислять, наказывать…”. Вот какие у людей были стереотипы! У нас часть команды разговаривает на русском, часть на украинском, я сама – двуязычная. Мы показали там мини-спектакль, провели поздравления, были песни, пляски – детям, ведь, не хватает тепла, общения, чего-то нового… И вот, мы заканчиваем представление, один из наших ребят начинает на трубе играть гимн Украины, и тут ко мне подходит учительница, хлопает меня по плечу и говорит: “А теперь бегите! Видели старшеньких? У них родители на – той стороне!”. Мы еще не до конца понимаем ситуацию, садимся в машину, это уже вечер, а Часов Яр тогда находился очень близко к линии разграничения. Оказалось, пришла информация, что какая-то из бригад бросила свой блок– пост… Мы выезжаем, метель, связь еле прорывается, мне позвонили наши разведчики, покрыли трехэтажным матом, спросили где я нахожусь и понимаю ли я, что за нами уже выехали сепары, потому что у них есть перехват. В этот момент было чувство ответственности за всех людей – у нас 3 экипажа полные людей, 2 микроавтобуса и 1 “пирожок”. Надо что-то делать, принимать решение, я сижу на заднем сиденье в “пирожке” посредине, беру рацию и командую по всем машинам снять украинскую символику. Помню, как в замедленном кино – оглядываюсь назад, а у нас лежит куча запакованных в цветную бумагу подарков, думаю – ничего, отговоримся. Проходит 5 минут тишины, едем, метель сумасшедшая. И тут я замечаю на торпеде флаг правого сектора, с этим флагом на тот момент нас бы просто всех расстреляли без всякого плена и обмена! А у меня в машине сидит моя дочь 13-ти летняя. Меня считали безответственной матерью, которая взяла ребенка на передовую, но у нас рук не хватало мастер-классы проводить, а она очень хорошо с детьми ладила! В общем, каким-то чудом выезжаем оттуда. Нам навстречу вылетают наши разведчики, останавливают, хватают меня и трусят: “Ты хоть понимаешь, что могло быть?!”

Прямые попадания снарядов - больше здесь никто не живет
Прямые попадания снарядов — больше здесь никто не живет

– Когда ты в самый первый раз попала на фронт, было страшно?

– Не страшно, а дико непонятно (смеется). Было все в диковинку – блокпосты, люди, разрушенные дома, я на это все смотрела большими глазами, всюду сопровождают автоматчики – туда не суйся, сюда нельзя… Помню, лежала в землянке под Дебальцево на куртке, свернутой под головой вместо подушки, и думала: “Воронкова, что ты здесь делаешь, что ты здесь забыла? У тебя же было все – хорошие гостиницы, путешествия по всему миру, какого ты тут оказалась?”

– А потом у тебя были 4 контузии…

– Да, первая, самая тяжелая контузия – в Дебальцево, мы приехали на линию разграничения, село Водино, привезли подарки на Новый Год, там дети были, мандарины им, сыр, колбасу… А на обратном пути наш автобус превратился, практически, в кабриолет – повышибало все стекла, водитель, который был слева от меня, ранен в ногу, водитель справа – по касательной в спину, у меня – ничего, кроме контузии, хотя я даже ближе была к зоне обстрела. Машина наша – решето, к счастью, водители сознание не потеряли. Помню, смотрю на свои руки – пекут страшно, красные, но крови нет, потом я поняла, что это стекла высыпались, мне побило руки, но не порезало. Главное быть в сознании – контузия это, ведь, сотрясение мозга.

А потом в других местах под Дебальцево все еще намного страшнее было. Настоящая война со всеми ужасами. Видела дом, из которого идет дым – только попали в него, и бабка парализованная из-под развалин вытаскивает деда погибшего…

На окраине Авдеевки
На окраине Авдеевки

…Мы приехали. Авдеевка. Раннее утро. Проезжаем по окраине – справа от нас заброшенные дома с фасадами, разрушенными выстрелами из танков. Выбоины от попадания снарядов, залетавших прямо в оконные проемы девятиэтажек. Через дорогу стоит большой красный щит с предупреждением – минное поле. Выхожу сделать фото. С тротуара кричит какая-то женщина: “Сынок, тут щит дальше поставили – мины и перед ним, сейчас взлетишь…”. Обошлось…

А потом был весь день вблизи позиций, раненые, у нас на глазах доставленные в местный госпиталь на военной скорой, наш застрявший под разрушенным мостом на донецкой трассе автобус и буксировка военным “Уралом”, ночи в казармах, расположенных в бывших детских садах, женщина у сельского дома, разрушенного снарядом, и многое другое, что не вошло в этот репортаж по причинам, связанным с особым положением в зоне боев. Большую часть нашей гуманитарной помощи мы выгружаем в одном из детских интернатов. Дети ждут здесь Наталью, как добрую фею из сказки.

Все – пора в долгий обратный путь по разбитой дороге. Снова темно, и теперь рядом со мной наш ветеран Сергей – с лицом, покалеченным 3 года назад неразорвавшейся стрелой из противотанкового гранатомета, которая вонзилась ему в шею… Врач на позициях, боясь взрыва, не хотел оказывать первую помощь, пока медсестра, вытащившая бездыханного бойца на себе, не передернула в сердцах затвор пистолета… А потом были четыре дня в коме, три клинических смерти, чудо выживания и десятки пластических операций, многие из которых еще впереди.

– Серега, есть какие-то планы в мирной жизни?

– Я себя там не представляю. Что там делать? Люди развлекаются где-нибудь в ночных клубах Киева, и даже не хотят думать о том, что тут настоящая война, и бойцы отдают за них свои жизни. Буду ездить с волонтерами, помогать ребятам на фронте, чем могу…

На мой взгляд, одно из тяжелейших наследий этой войны в том, что немало людей с обеих сторон именно в ней нашли для себя смысл жизни. То самое боевое братство, дружбу и востребованность. На гражданке все это почти отсутствует – там рутина, вечные денежные проблемы, карьера и прочие социумные пустышки. Как они будут жить, когда война все же закончится?

Лобовое стекло военного авто, изрешеченное пулями
Лобовое стекло военного авто, изрешеченное пулями

В моем родном Днепре я прощаюсь с волонтерами. Им дальше – в Киев. Последний перекур.

– Наташа, а что самое страшное для тебя на этой войне?

– Когда ты можешь не успеть кому-то помочь. Когда у тебя на руках в машине – 5-ти месячный ребенок, которого ты вывозишь, рядом мама в истерике, начинается обстрел, а вокруг чистое поле, и даже если я прикрою ребенка собой, нас разорвет обоих. Через 7 минут после того, как мы оттуда выехали, это место полностью накрыли “Градами”…

– А были какие-то награды за всю эту деятельность?

– Орден Княгини Ольги 3-й степени от президента за гуманитарную миссию, но это не боевой. Награждал наш мэр Кличко. Есть другие награды, благодарности от двух министров обороны… Но я настолько не придаю значения всему этому!

– Я обязательно напишу репортаж о нашей поездке, и туда войдет интервью с тобой. Ты бы хотела что-то пожелать читателям?

– Очень часто я говорю детям, когда мы к ним приезжаем: когда ложитесь спать, спрашивайте себя, что вы сделали за этот день хорошего? Принес ли я какую-то пользу миру вокруг себя – пускай это была просто улыбка, вы кого-то порадовали, кому-то сказали доброе слово, чем-то помогли – каждый для себя выбирает меру и степень, главное – не жить напрасно, не жить “просто так”.

Это все, что осталось от машины после обстрела в 2014-м
Это все, что осталось от машины после обстрела в 2014-м