Но сначала – некоторые соображения о фестивале как событии.
Главное, понятно, в том, что он состоялся – во всех смыслах и модальностях: и был-прошел, и заново еще раз утвердился в настоящем цеховом и мировом контексте. И еще раз утвердил город как площадку и потенциальную мекку хотя бы на этом континенте, для такого смотра и такого театра – на что организаторы и претендовали (или хоть дерзко надеялись) изначально. При всех вынужденных издержках и ограничениях зонтичной структуры, с множественными ‘сопродюсерами’, площадками-организациями, представляющими гостей-участников на своих условиях (и, надо полагать, финансовой и прочей поддержке или, скажем, условиях гастрольного мини-проката). И при всех трудностях момента, в том числе визовых проблемах, на что не стесняясь сетовали публично, для сведения аудитории-общественности. И также для ее просвещения объявляли перед каждым представлением, что проходит оно на земле исконных обитателей, таких-то и таких-то племен, принося дань признания и благодарности за обживание и служение – в этом читался жест не формальный политкорректный, но отчасти культурологический, имеющий в виду корни и природу самого феномена кукол, равно как и современные ипостаси и направления рефлексии кукольного театра.
Диапазон был широк, даже если заведомо эклектичен; театральные и общекультурные регистры тоже. Шоу зрительские и опыты лабораторные; куклы музейно-традиционные и условно-предметные; спектакли больших и малых форм, простоватых и переусложненных поэтик. Все как полагается, и слава богу. Может быть, все вместе и сложится наконец в тот культур-шлейф – публичного внимания, разговоров вокруг и прочего, – без которого события как такового, в общем-то, и нет.
Попробую внести в это дело и свою посильную лепту, как пытался и раньше, – как раз артикуляцией некоторых впечатлений (если не фиксацией-документированием спектаклей – занятием особо неблагодарным в этом случае, и по трудности описаний, и по заведомо малому знакомству читателя с образцами); из того, что довелось-получилось увидеть, прежде всего и особенно гастролеров.
Французский молодой дуэт из Гренобля La Pendue (Estelle Charlier и Romuald Collinet) со спектаклем Tria Fatа (“Три Парки” – и о плетении судеб как раз и речь). Музыкант (человек-оркестр, виртуозный и тонкий, дает и тон, и ритм, и живое чувство) – и актриса-кукольница (именно так, суверенная в обеих ипостасях). Как она в первые минуты обживает сцену и (еще не ожившую) главную куклу, поникшую фигурку на кресле-каталке, как пританцовывает-ворожит вокруг куклы и антуража! – сама по себе человек-театр. И затем замысловатые, в повторах-вариациях игры с ручной-прирученной куклой-смертью, и смертная маска переходит от куклы к кукловоду и обратно. В этом одном уже глубина и дух карнавальных истоков-традиции; и замечательная при том актерская, театральная свобода. То же и в слегка отстраненной игре с центральным персонажем-куклой, и во всех богатых кунштюках, которые тут умудряются сотворить практически без цехов и закулисной поддержки. И еще одна грань, становящаяся непременным компонентом у многих в нашу мультимедийную эру: игра с проекцией – здесь подчеркнуто ‘ручная’, и потому особо выразительная: просто держать-водить прозрачный лист перед косым лучом – и оживут старые фотографии и тому подобное, и будут менять масштаб и ракурс и образ.
Еще один дуэт, бельгийский (Agnès Limbos, из Gare Centrale, и Thierry Hellin из Une Compagnie) – совсем другая история (Axis: The importance of human sacrifice in the 21st century – перевести ли: важности человеческих жерв – или жертвенности? – в 21 веке), во всех отношениях. Опытные и авторитетные по отдельности артисты, впервые сработали вместе – и, похоже, выступили за пределы собственных жанров-привычек: практически без кукол, разве что с предметным миром, но при том – в их присутствии и опыте, то есть в окоеме того сегодняшнем (пост)драматического театра, который этот как раз опыт активно присваивает (отдельная, кстати, и интереснейшая тема). И тут тоже замечательная, пусть иная по природе, актерская свобода: высокой эксцентрики, радикальной во внешних приемах, но благородно сдержанной в сути и подымающейся до истинного драматизма. Эта почти внетекстовая импровизация может напомнить пьесы позднего европейского авангарда, экзистенциалистскую драму Сартра или абсурдистские вещи Беккета и Мрожека, но остается незаемно-современной в игровом исследовании психологического насилия в семье и социуме, если не механизма диктаторства в принципе (и мне читалось, и актриса в разговоре поминала, например, чету Чаушеску как обобщенных прототипов).
Снова приехала чилийская команда Silencio Blanco (о которой уже писал прежде), с совсем иным действом, на сей раз не в глубине шахты, а в на морских просторах, Pescador (Fisherman), о рыбаке, но больше о лодке, плывущей по актерским телам как по волнам – завораживающее по-своему зрелище и несколько парадоксальное по пристройкам к конвенциям кукол.
И об отечественных радостях.
Энди Гокеля из Нью-Йорка играет свой спектакль Schweinehund об узнике и концлагере, и о насилии – неровный, но бьющий по нервам и воображении все равно – на столе, за ширмой-экраном, отчасти создавая классический ‘черный кабинет’ (световая тропа отделяет глубину сцены и кукловода в темноту), а отчасти тоже делая импровизированный экран для проекции; она здесь интересная, на изгибе материи и, соответственно, сломе условности персонажа; и интересна кукольная работа – теряя части своего тела, кукла обретает как бы продолжение в живой плоти-руках кукловода.
“Как построить самолет” (How to Build a Flying Machine, MoonBull Studio, Цинциннати) – байопик о братьях Райт, с экскурсами вокруг темы – видел черновик два года назад, в программе незаконченных проектов, и по воспоминаниям тот вариант кажется свежее и живее, теперь этюдная эскизность принесена в жертву спрямленному рассказу, и тогдашняя жадность попыток оборачивается эклектикой разнородных кукольных приемов и фактур… – но все равно местами впечатляющая работа, ‘активной сценографии’, переворачивающей декорации и антураж в этакие тотальные куклы-конструкции.
И еще были ночные кабаре – наполовину самостоятельные чикагские работы, наполовину капустник гостей – и по сути уже традиционный фестивальный клуб. И еще спектакли местных Rough Theater и Cabinet of Curiosity, которые будут идти и в ближайшие недели – возможно, найдется повод о них поговорить отдельно.
