В декабре в Лирик-опере Чикаго пройдут три необычных представления. Замечательная американская певица Сондра Радвановски представит свой новый проект “Три королевы” (“The Three Queens”). Певица исполнит финальные сцены Анны Болейн, Марии Стюарт и Елизаветы из “королевской” трилогии Г.Доницетти (“Анна Болейн”, “Мария Стюарт” и “Роберто Девере”).
“Когда у меня в голове рождается комическая музыка, я чувствую неотвязное сверление в ее левой стороне, когда серьезная – я чувствую то же сверление справа”, – утверждал композитор Гаэтано Доницетти, желая показать, с какой легкостью возникали у него самые неожиданные идеи. Однажды в его присутствии зашел разговор о том, что Россини сочинил своего “Севильского цирюльника” за двадцать дней. “Это невозможно! – заявил один из собеседников. – Полагаю, Россини просто приврал.” Спросили у Доницетти, каково его мнение по этому поводу. ”Целых двадцать дней? – удивился композитор. – Вполне возможно. Россини всегда писал медленно.”
Действительно, фантастическая быстрота, с которой Доницетти сочинял музыку, удивляла его современников. Он мог сочинить оперу за десять дней, а то и того меньше – за неделю! Он всегда предупреждал друзей и близких держать рот на замке и никому не раскрывать его секрета: “Публика устроена таким образом, что или не поверит в это и решит, что я просто хвастун, или поверит и решит, что моя опера плоха, потому что написана наспех и без старания… Сами понимаете, что и в том, и в другом случае я буду в проигрыше!”
Всего у Доницетти семьдесят опер. Многие из них давно не ставились, другие прочно забыты. Например, мало кто знает, что композитором написаны три оперы на сюжеты из русской жизни. В основе двух – “Петр Великий, русский царь” и “Саардамский бургомистр” – лежат эпизоды из жизни Петра Первого, третья – “Восемь дней в двух часах, или Сибирские изгнанники” – рассказывает о похождениях польского эмигранта Беневского, бежавшего на Камчатку. Однако у Доницетти достаточно опер, которые пережили свое время и продолжают оставаться украшением оперных сцен. В случае с операми “Любовный напиток”, “Дон Паскуале”, “Дочь полка” у композитора было (я возвращаюсь к первой цитате) “сверление в левой стороне головы”. Музыка этих опер легкая, веселая, энергичная, остроумная. А вот историческая трилогия Доницетти о династии Тюдор (“тюдоровский цикл”) явно получилась у Доницетти от “сверления справа”. Оперы “Анна Болейн”, “Мария Стюарт” и “Роберто Деверо” – это совсем другой Доницетти: глубокий, серьезный, трагический…
Сондра Радвановски – первая после Беверли Силлс певица, исполнившая партии трех королев в одном сезоне (2015-16 годов) в Метрополитен-опере. В Лирик-опере Радвановски дебютировала в партии Сюзанны в одноименной опере Карлайла Флойда в сезоне 2002-03 годов. После этого последовали партии Леоноры (“Трубадур”, 2006-07), Эльвиры (“Эрнани”, 2009-10), Амелии (“Бал-маскарад”, 2010-11), Аиды (“Аида”, 2011-12), Анны Болейн (“Анна Болейн”, 2014-15), Нормы (“Норма”, 2016-17). В марте певица была участницей концерта, посвященного двадцатипятилетию со дня дебюта Рене Флеминг на сцене Лирик-оперы. Весной 2020 года Сондра дебютирует в партии Лизы в “Пиковой даме” П.Чайковского.
Опера Г.Доницетти “Анна Болейн” впервые была поставлена в Лирик-опере в сезоне 1985-86 годов для великой Джоан Сазерленд. Спустя двадцать девять лет первой Анной Болейн Лирик-оперы XXI века стала Сондра Радвановски. Я встретился с певицей через два дня после премьеры новой постановки Кевина Ньюбери. Сондра была очень довольна и с удовольствием рассказала мне о своей любимой роли.
Перед вами – фрагменты нашей беседы.
– Для меня эта партия – вокальный пир! Я обожаю ее петь! Партия Анны Болейн – одна из лучших в репертуаре bel canto. Все держится на технике: высокие и низкие ноты, колоратура, мягкое, громкое пение, переходы – в этой партии можно показать все возможности голоса. Партия очень красивая и очень сложная. Из трех с половиной часов я на сцене около трех, в конце – двадцать минут наедине со зрительным залом. Это тяжело. Между спектаклями я должна жить, как монахиня. Мне нужно два дня, чтобы отдохнуть. Не только вокально, но и физически, эмоционально.
– Я помню ваши предыдущие партии в Лирик-опере: Эльвира, Аида, Леонора. Вы не только поете – вы проживаете характеры своих героинь…
– Это же так скучно – просто стоять и петь! Да, мы выступаем в оперном театре, но ведь это все-таки Театр! Я хочу рассказать своему зрителю историю. А если я просто стою и пою, то получается концерт.
– Контролировать голос для вас не проблема?
– Хорошая техника позволяет это делать. Иногда, когда я неважно себя чувствую, бывает сложно, но в целом, я думаю, это вполне по силам. Мне сорок пять лет, и я научилась управлять своими эмоциями. Научилась даже не за счет опыта на сцене, а благодаря опыту жизненному.
– У вас есть любимая сцена в “Анне Болейн”?
– С вокальной точки зрения мне нравится ария “Al dolce guidami…” (“К счастью веди меня…”) из последней сцены второго акта, а с драматической – дуэт Анны и Джованны Сеймур “Va’, infelice, е teso reca” (“Ступай, несчастная, и подумай”), когда Анна понимает, что Джованна – новая жертва коварного короля. Для меня этот фрагмент – лучший в опере. Все заканчивается великолепным crescendo. И, конечно, последняя сцена оперы – сцена смерти Анны: настоящий tour de force для артиста!
– Готовясь к той или иной роли, вы слушаете записи ваших великих предшественниц? Если мы говорим об Анне Болейн, то это, конечно же, Мария Каллас и Джоан Сазерленд.
– Конечно, я учусь у великих певиц прошлого. Каждое новое поколение учится у предыдущего. Я всегда нахожусь под впечатлением от пения Каллас. Мне нравится в ней творческое бесстрашие. Она делала со своим голосом все, что хотела. Когда надо, ее голос звучал по-королевски, но она не боялась прозвучать “грязно”, если так надо было по сюжету для образа ее героини. Ее техника была виртуозной. Я слушала и Сазерленд, и Монтсеррат Кабалье, и Анну Нетребко. Я слушала, училась, но не копировала их исполнение. Я не хочу быть второй Каллас или второй Кабалье – я хочу быть собой. Я делаю своего персонажа, и зритель видит Анну Болейн Сондры Радвановски… Анна стала моей первой королевой в тюдоровской трилогии Доницетти. Я спела эту партию впервые в Вашингтонской национальной опере, и потом спела двух остальных королев. Теперь я вернулась к Анне другой.
– Вы вернулись не только к Анне – после Верди и Пуччини вы вернулись к bel canto…
– Bel canto – это определенный язык. Теперь, вернувшись к этому языку, я понимаю, что он стал у меня лучше. Я научилась многому, исполняя Норму, Лукрецию Борджа, Елизавету (опера Г.Доницетти “Роберто Деверо”. – Прим. автора.), Марию Стюарт, Анну Болейн. Это другой стиль исполнения… У меня сильный голос, и мне предлагают самые разные партии, включая Брунгильду и Турандот. Я отвечаю: “Нет”. Я пела Тоску, пела другие большие партии, а сейчас взяла обратный ход, после Пуччини и Верди, когда вокальная техника улучшилась, вернулась к операм bel canto. Я поняла, что я буду петь лучше и дольше, если буду петь эту музыку.
– Вы говорите “Нет” сегодня. Но ведь это не значит, что вы не скажете “Да” через несколько лет?
– Может быть, после пятидесяти. Но не сейчас. Сейчас я хочу петь bel canto. Посмотрите на Джоан Сазерленд. Она начала с Брунгильды, а потом перешла на bel canto. То же самое было с Марией Каллас. Конечно, профессионал с хорошей техникой может спеть все. Но нельзя петь Брунгильду, а потом Анну Болейн. Каллас говорила, что голос – не лифт, на нем нельзя прыгать вверх и вниз. Мои сегодняшние белькантовые партии, я надеюсь, помогут мне петь еще десять-двадцать лет. Многие говорят, что Моцарт – лекарство для голоса. А для меня такое лекарство – bel canto.
– Как вы чувствуете себя в Лирик-опере?
– Я в Чикаго, как дома. Родилась в пригороде Чикаго, городке Бервин. Моя мама живет в городке Сент-Чарльз (сорок две мили от Чикаго), мой брат – в иллинойской Женеве (сорок одна миля от Чикаго). Только я сбежала в Канаду. Вышла замуж за канадца и поселилась под Торонто… Лирик-опера отличается от всех остальных оперных компаний в США. Это – семья, где все помогают друг другу. Здесь ты можешь быть уверенным, что тебе не сделают плохо, а помогут и поддержат. В сегодняшнем мире такое отношение к солистам – большая редкость. Я это очень ценю и всегда с удовольствием возвращаюсь в Лирик-оперу. В такой атмосфере поется лучше. Лирик-опера – один из моих самых любимых оперных театров!
– Вам есть с чем сравнивать! Вы же поете во всех лучших театрах мира.
– Кроме Италии. Я сейчас не пою в Италии.
– Почему? Из-за публики?
– Из-за публики и нарушения элементарных этических норм. В Италии все не так, как в других местах. В итальянском оперном театре (особенно в Ла Скала) ты все время чувствуешь, что в следующую секунду все развалится. Несколько лет назад я пела в Ла Скала “Бал-маскарад”. Публика орала, кидала на сцену какие-то предметы, в конце спектакля вызвали полицию… В таких условиях петь невозможно! Я хочу наслаждаться музыкой, играть, петь, я хочу, чтобы аудитория хотя бы на время спектакля забыла о долге на кредитных карточках, о работе, о проблемах в семье, о войнах и погрузилась в другой мир, а в Италии меня все время что-то отвлекает от искусства, от моей работы. То публика, то забастовка, то что-то еще… Нельзя хорошо делать свою работу в постоянном состоянии стресса… Я счастлива, что могу петь там, где хочу. (Сондра трижды стучит по дереву. – Прим. автора.) Я могу выбирать, и пока я выбираю НЕ петь в Италии. Это печально, потому что вся история оперы связана с этой страной, но такова жизнь.
– У меня был вопрос, что вы ненавидите в оперном театре, но вы уже ответили на этот вопрос. А что вы больше всего любите в опере?
– Люблю музыку, люблю вживаться в образы моих героев, люблю, чтобы зрительный зал мне сопереживал, плакал, смеялся. Бесценный дар – на какое-то время иметь возможность владеть сердцами и душами людей. Музыка облагораживает, излечивает раны, заставляет людей быть лучше, чище, умнее. Не надо знать русский язык, чтобы понять оперу “Евгений Онегин”. Музыка тем хороша, что она универсальна. Ее в состоянии понять все.
– На гастролях в Москве несколько лет назад вы говорили про вашу русскую бабушку…
– Говорят, она была из благородного рода. К сожалению, ее происхождение неизвестно. Бабушки и дедушки давно нет с нами – они умерли, когда я была маленькой. И отец умер. Где-то я читала, что моя фамилия первоначально была Радваноска или Радванова…
– Для меня это имя звучит больше на польский манер, чем на русский…
– Я думаю, было так. Когда бабушка приехала, люди, выдававшие ей документы, сказали нечто вроде: “Ваше имя невозможно выговорить”. Увы, это только догадки. Спросить не у кого. Я знаю, что моя бабушка не хотела говорить об этом. Я уже никогда не узнаю, как было на самом деле. Но русская музыка волнует меня. Моя любимая русская опера – “Евгений Онегин”. Я даже однажды пела Татьяну. В Кельне. Это был мой европейский дебют.
– А дальше? Вы никогда не повторяли ее?
– Никогда. Мне не предлагают. Есть Нетребко, есть другие русские певицы… Я обожаю Татьяну и очень хочу ее петь. Хочу спеть Лизу в “Пиковой даме” (Дебют певицы в этой партии состоится весной 2020 года в Лирик-опере. – Прим. автора.) Из близкого к русскому – только “Русалка” Дворжака. Зато в камерных концертах я исполняю песни Рахманинова. Когда я была в Москве, побывала на экскурсии в Большом театре, но ни разу там не пела. Я выступала в Большом зале Московской консерватории, в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии и в золотом зале Эрмитажа. (Сондра Радвановски говорит о выступлении в Гербовом зале Эрмитажа на XVII Международном музыкальном фестивале “Дворцы Санкт-Петербурга” в 2009 году. – Прим. автора.) Я пела в концерте с замечательным Дмитрием Хворостовским, а мой альбом арий из опер Верди был записан в Москве с дирижером Константином Орбеляном.
– Вы помните, когда вы влюбились в оперу?
– В одиннадцать лет. Я смотрела телевизор, увидела Пласидо Доминго в “Тоске” и сказала маме: “Я тоже хочу петь”. Я тогда уже пела – в церковном хоре. Начала брать профессиональные уроки. Всегда пела только классическую музыку. Никакой “попсы”! Моей первой ролью в местном оперном театре была девушка с сигаретой в “Кармен”. Мне едва исполнилось тринадцать. Потом – “Гензель и Гретель”…
– Кто открыл ваш голос?
– Сначала – руководительница хора. Она обнаружила во мне способности. А потом… У меня было столько замечательных педагогов! Первым надо назвать имя французского баритона Маршала Сингера (Martial Singher), преподававшего в Калифорнийской академии музыки. Он был первым, кто сказал: “Ты будешь вердиевским сопрано”. А я ответила: “Что это значит?” Он посоветовал мне послушать записи Леонтин Прайс. Мне было в то время около восемнадцати. Сингер научил меня многому.
– С тех пор к вам приклеился ярлык “вердиевское сопрано”.
– Критики любят поместить певца в определенную категорию. Это легко. Певица, поющая Верди, вагнеровский певец… В моем случае это связано с тем, что в начале карьеры я пела много опер Верди. Верди для меня был ступенькой к Пуччини и bel canto. Верди основан на bel canto. Похожая техника. Это bel canto “на стероидах”. А Пуччини – это Верди “на стероидах”. Петь Верди очень трудно. Тяжелее, чем bel canto. В операх Верди важно иметь сильный голос, тогда как для опер bel canto сила голоса не имеет решающего значения. Я не знаю, почему меня называют “вердиевским сопрано”. С таким же успехом можно сказать “белькантовое сопрано” или “пуччиниевское сопрано”. Больше всего меня устраивает только одно слово – Сопрано.
Как написано в аннотации, нас ждет полуконцертное исполнение. Дирижер – маэстро из Италии Риккардо Фрицца. Он считается специалистом по операм bel canto. В Лирик-опере выступал всего один раз в сезоне 2016-17 годов, дирижировал “Нормой” В.Беллини.
Режиссер – Мэтью Озава. В качестве режиссера, ассистента режиссера и второго режиссера он участвовал в общей сложности в двадцати постановках в Лирик-опере.
В представлении участвуют артисты Центра Райена при Лирик-опере: меццо-сопрано Кэтлин Фелти, сопрано Лорен Декер, теноры Эрик Ферринг и Марио Рохас, баритоны Кристофер Кенни и Рикардо Хозе Ривера, бас-баритон Дэвид Вейгель, бас Энтони Рид.
Nota bene! Билеты на программу “Три королевы”, а также на другие спектакли и концерты сезона 2019-20 годов – на сайте Лирик-оперы http://www.lyricopera.org/home.asp, по телефону 312-332-2244 или в кассе по адресу: 20 North Wacker Drive, Chicago, IL 60606.
