Рядовой войны

Яков Шмуклер. Фото Алёны Торопов
Яков Шмуклер. Фото Алёны Торопов

Дорогие друзья!

Мы рады поздравить всех с праздником Великой Победы! Без малого 30 лет члены Чикагской Ассоциации ветеранов Второй мировой войны отмечают этот светлый праздник. 9 мая – особый, пожалуй, главный день в жизни участников и детей войны, партизан, узников концлагерей и гетто, тружеников тыла. Мы низко склоняем голову перед вдовами и инвалидами войны. В этот день мы вспоминаем ушедших из жизни друзей, людей, которые много лет были рядом с нами, создавали и работали в Ассоциации. Примите пожелания здоровья и благополучия вам и вашим семьям!

Спасибо всем тем, кто в разные годы поддерживает и помогает нам: меценатам, волонтёрам, спонсорам и просто друзьям нашей организации.

Сегодня мы имеем возможность увековечить историю нашей Ассоциации. Рассказать о вас, дорогие друзья. Показать фотографии, письма, документы, похоронки, старые газеты, ордена, медали и многое другое, связанное с нашей историей. Поделиться историями, вашими фронтовыми историями! Два года идёт работа над созданием Зала Памяти и истории Чикагской Ассоциации ветеранов Второй мировой войны. 

В праздничном номере газеты “Голос ветерана” мы решили опубликовать очерки, рассказы и фотографии, подготовленные нашими друзьями – членами исторической группы Ассоциации, этот материал ребята размещают на своей странице интернета.

С 75-летием Великой Победы, друзья!!!

Правление Ассоциации.

Рядовой войны… Без таких, как он, Победа и всё, связанное с этим понятием, невозможно. Невозможен скульптурный монумент советскому полководцу на резвом коне на Манежной площади, невозможны десятки фашистских знамён и штандартов, брошенных бойцами на гранит Мавзолея на Красной площади …

Яков Шмуклер родился и жил до войны в Молдавии. Отец и брат ушли на фронт, все остальные члены семьи были эвакуированы в Сибирь. Брат и отец вернулись, вот только умерли от ранений и болезней в течение двух лет… Тяжёлое время, холод, работа на строительстве большого завода. В день своего совершеннолетия Яков прибежал в военкомат: “Хочу в танкисты!” Через месяц – фронт, ровно столько заняла дорога из Омска. 1944-й, для армии – год огромных потерь, год наступления. Яков оказался в 4-й воздушной армии. Техническое обеспечение в авиации – то, без чего не может существовать этот род войск. Лётчики всегда с огромным уважением говорят о техниках. “Я ездил на всех марках машин, работали сутками: ремонтировали, заправляли, загружали, чистили, обмораживали руки, получали ожоги кислотой, резали пальцы и ладони металлом…” Давно отметил для себя то, что работяги отличаются от всех молчаливостью, умением слушать собеседника. “Мне очень нравилось работать на студебеккере, эти тягачи заменили нам нашу капризную технику, трактора”, – вспоминает Шмуклер. Второй Белорусский фронт двигался на запад. Под бомбёжками, артиллерийскими обстрелами и налётами “мессеров” пробивал дорогу к победе и 34-й авиаполк Якова. Долго дислоцировались в Польше, затем Восточная Пруссия. “Мы оставляли за собой могилы лётчиков, друзей… Я помню, как с задания не вернулся Степан Борозенец. Мне сейчас очень не хватает моего друга и командира”, – с грустью рассказывает ветеран. Оказывается, они встречались на фронте, а затем встретились тут, через 50 лет, в Чикаго!!! Это произошло в 90-х, бравый Герой Советского Союза Степан Борозенец и скромный техник Яков Шмуклер. Бывает же так…. Я не знаю, намеренно или случайно, но во время церемонии награждения техник-механик сидел рядом с экспозицией, посвящённой боевому другу – пилоту. Две недели назад ветеран подарил мне единственное фото военных лет. Я понимаю, это возраст, эмоции… Отказаться не смог, вот только обязательно сделаем с Алёной хорошую копию, а оригинал вернём детям. Мы за то, чтобы история семей хранилась дома, в этом наша сила!!! Спешите к фронтовикам.

Гвардии старшина

Михаил Абович Салганик родился в Киеве. В документах он Абрамович, Адамович… Аба — еврейское мужское имя. Впервые встречается в Танахе (Ветхом Завете) и Мишне. Имеет арамейское происхождение и переводится как “отец”. В СССР многим настоятельно «советовали» слегка изменить имя. Так моя бабушка стала Аней, на самом деле она Хая. Герой Советского Союза Машкауцан Шабс Менделевич после установления в 1939 году Советской власти в Бессарабии стал Александром Михайловичем. Похоже, моя “болезнь солдатской правды” явно прогрессирует. Каждый раз даю себе слово, что это в последний раз, однако утром пытаюсь найти ещё одного “деда”. Итак, гвардии старшина Салганик Михаил на войне с 12 июля 1941 года. 65-я гвардейская танковая бригада. “Красная Звезда”, “Отечественная война”, “Слава”. Я: “А могло быть ещё что-то?” Михаил: “ Представляли, но сам знаешь, как это было”.

Я: “Знаю, вот только…” Мих.: “Не в этом дело, фронт – это неуправляемая, бессмысленная орда!!! Тыл – это голодная, ненасытная прорва. Награды потом считали, после войны, хотя многим мазурикам их раздавали тысячами. Я: “ Вы ведь механик-водитель танка?” Мих.: “Бери выше, механик-регулировщик. Один на всю роту! Двигатель танка имеет 12 цилиндров. Все должно быть отрегулировано. Это я изучил и сдал на “отлично” в танковом полку, в Омске!” Я: “Стоп, какой Омск? Украина, бои?” Подумал, что старик заговаривается.

Мих.: “Омск – это госпиталь и первое серьёзное ранение. А до этого связь, катушки тягал и обрывы проводов искал. Потом дивизионная разведка. За языком ходили и приволокли немца. Нас 12 было”. Я: “Но ведь Вам 16 лет было, как могли взять? Роста Вы небольшого, обманули?” Мих.: “Знаешь, сколько нас таких было? Страна в опасности, я ведь комсомолец! Мама одобрила, тоже идейная была!”

Я: “В Омске подлечили и в танкисты?!!” . Мих.: “В Омске предложили в танковое училище на 13 месяцев. Я быстро сориентировался и в танковый полк на курсы механиков. А все потому, что есть было нечего, муштра и голодуха невыносимая. Вот и хотелось побыстрее назад! Только не думайте, что на передовой мы ели “от пуза”. Кухню мы не видели вообще, я говорю про первый эшелон. “Бабушкин аттестат” – так называли наше пропитание. Достанем куриные яйца и готовим их на трансмиссии танка. Второй эшелон и третий – да, там я кухню видел”.

Я.: “Горели, страшно?” Мих.: “Горел, я был приписан к разведывательному мотоциклетному батальону. “Харлеи” и мы. Ох, классный мотоцикл! Получалось, что постоянная разведка боем. Два раза выползал из танка и на корячках к своим. А там – СМЕРШ, особисты: “Почему танк разбит, а ты живой?” Черт знает, от кого пулю схватишь? Полчаса разбирательств и приказ – срочно в другой танк. Я говорю, что это другая машина, дайте хоть проверить, отрегулировать ее… Пистолет достаёт, и что ты можешь сделать? Молодые командиры больше всего дров ломали, ну и сами погибали. Требовали люк закрывать, а я в бою его держал открытым. Так и спасался”.

Я: “Вот тут интересный документ нашел о том, что Вы конвоировали пленных. Было?”

Мих.: “Это случилось в Саратове в 1943, там запасной полк формировался. В Вольске, рядом с Саратовом, находилась полковая школа, что-то вроде школы сержантов. Так вот, в один из дней меня и ещё одного бойца вызвали в СМЕРШ. Выдали бессрочную командировку, много талонов на питание, оружие и документ, в котором говорилось о том, что каждый начальник железнодорожной станции обязан оказывать содействие для осуществления конвоирования нами пленных. С предоставлением отдельного купе в вагоне. Конечный пункт следования – город Узловая, это под Москвой”.

Я: “Немцев?”

Мих.: “В том то и дело, что наших, советских. Нас привезли в фильтрационный лагерь, точное название «Проверочно-фильтрационный лагерь НКВД», потом там фашистов содержали. То, что мы увидели там, запомнилось на всю жизнь. Вокруг находились люди от рядового до высшего командного состава. В большинстве те, кто был ранен на поле боя и попал в плен к врагу. Позже освобождённые нашими войсками. Каждый ожидал своей участи. Содержали людей в ужасных условиях, наверное в самом захудалом колхозе скот живёт лучше… Охранять нужно было двух молодых бойцов, если честно, непонятно – то ли мы их сторожили, то ли они сами боялись потеряться. Первое время солдатики несли все вещмешки, стараясь держать нас подруку, ходили «парами». Настрадались бедняги. Так и ехали, оружие стояло в углу купе, еды хватало, они – на верхних полках, мы внизу. Долго катили. На одной из станций пропал «арестант». Если честно, я не очень волновался, искали, высматривали, но никуда не сообщали. Он появился часа через полтора с полным вещмешком соли. Женя, я, наверное, не смогу тебе объяснить, что такое соль в годы войны. Это – золото!!! Напротив нас остановился поезд с этим кладом. Платформы охранялись, как он умудрился? Как же здорово мы ехали дальше! Спичечный коробок с солью на вокзалах и полустанках превращался в самую вкусную закуску, мыло, курево, портянки, сапоги, бритву из немецкой стали…

Расставшись с «арестантами», решили побывать в Москве».

Я: «Вот так просто, с оружием?”

Мих.: «Да, командировка бессрочная, талоны на еду сохранились, и мы неделю любовались Москвой. Вернувшись в Саратов, узнали, что за это время наш полк спешно расформировали и всех срочно отправили воевать и погибать. На память о той командировке осталась эта маленькая фотография, сделанная в Москве”.

Я: “ Гдетяжелей всего было?” Мих.: “Мне в Европе. Там немцы страшно сопротивлялись. Там нас месили сотнями”.

Я.: “А как Вам Европа?”

Мих.: “Сытая, красивая! Деревня от города отличалась только количеством домов. Только вот многие наши этой красоты оценить не могли. Зайдем в дом, там выставка фарфора и стекла. Солдат как даст очередь по этой красоте… Спрашиваю: “Зачем, это ведь к нам, в Союз пойдёт”. Слышу ответ: “А я так им мщу гадам!”. Я помню также пустые дома, мешки с вещами и продуктами. Скотина домашняя ходит… Это было в Поволжье, когда Сталин поволжских немцев выселил. Жутко было. В Европе страшно пили, а мародеры – это отдельная история. Потом расстрельный приказ вышел, немного поутихли.” Я: “Немцев положили много?” Мих.: “В одном месте, на немецком полигоне, мы их умно окружили и тут – монастырь. Никто не ожидал, что монашки немцев через тайный проход пустят. Нам приказ – в проход, на скорости. Было такое ощущение, что по сухому лесу еду. Утром всех механиков-водителей отправили отдыхать, а экипажи танки от мяса очищали”.

Я: “Как ордена получали помните?”

Мих.: “В Польше отличился! В дивизионной газете написали. Командир роты к званию Героя представил. Меня тогда ранило в очередной раз. В офицерскую палату поместили. Пришёл орден “Славы”.

Я: “Войну как закончили?” Мих.: “ Плохо закончил, искалечили меня. Бой был в предместье Берлина. Мы с командиром вдвоём были. Он сам заряжал, наводил и стрелял. А тут, не поверишь -женщина с фаустпатроном. Я видел ее, тут она и всадила прямо в бок танка! Меня контузило. Стал выбираться через люк и повис на ремне. Мой ТТ (пистолет) не дал вылезть. Рядом наши пехотинцы бежали, вытащили меня. Стал отползать назад, в этот момент боекомплект танка и рванул. Башню сорвало, а в ней – командир.… Ещё, на мою беду, небольшой немецкий транспортёр, набитый солдатами, прорвался. Пришлось мёртвым притвориться, что с ТТ сделать могу? Так они мне ногу и переехали. Нашли свои. Пытались в госпиталь – там все забито. Меня в санитарный поезд определили. По дороге ни один госпиталь не принял, все было переполнено. Эту страшную цену за наступление платили наши маршалы… Главврач посоветовал ехать до конца. Очутился в Средней Азии. Жарко, вышел на полустанок подышать. Сам на костылях, в гипсе и в одном исподнем. Обмундирование по дороге продали или выменяли у поляков. Те всё скупали. Прошёл пару метров и поскользнулся на корке арбузной. Опять все переломал себе. В госпитале закончил войну, в нём меня и комиссовали.Такая вот история”.