Девятый сезон Чикагским симфоническим оркестром руководит один из самых прославленных дирижеров современности Риккардо Мути. В эксклюзивном интервью вашему корреспонденту маэстро рассказывает, как изменился оркестр за эти годы, вспоминает, почему Федерико Феллини отказывался ставить оперные спектакли, когда с ним стала работать ассистентка Святослава Рихтера, и отвечает на вопрос, заслужил ли он высшую оценку, полученную на экзамене от Нино Рота.
Я позвонил Риккардо Мути в Равенну в начале сентября. Маэстро был дома, отдыхал после длинного сезона и летних концертов, был в добром расположении духа и подробно отвечал на мои вопросы. Поводом к разговору стал парад русской музыки, которым открывался сто двадцать восьмой сезон Чикагского симфонического оркестра. Но начал я с другой темы.
– Маэстро, я поздравляю вас с Императорской премией (Praemium Imperiale) Ассоциации искусств Японии — одной из самых престижных наград в области культуры.
– Спасибо. Я счастлив стать лауреатом этой премии. Я думаю, она в равной степени должна принадлежать всем музыкантам, работавшим со мной на протяжении более чем пятидесяти лет.
“Сегодня мир говорит о звуке всего оркестра”
– Вы руководите Чикагским симфоническим оркестром с 2010 года. Как изменился оркестр за это время?
– Мои взаимоотношения с оркестром основываются на взаимном уважении и восхищении. Атмосфера в оркестре всегда очень приятная, дружественная. После восьми лет это можно считать достижением, поскольку в сегодняшнем мире часто происходят конфликты и непонимание между музыкантами. Мы записали вместе немало произведений. Международные туры, которые мы проводим, подтверждают, что Чикагский симфонический оркестр остается одним из лучших оркестров в мире. Мне кажется, за прошедшие восемь сезонов удалось добиться лучшего баланса между разными инструментальными “семьями” в оркестре. Когда-то ЧСО был знаменит красотой и мощью духовой группы — сегодня мир говорит о звучании всего оркестра… Я считаю, что хороший оркестр должен играть одинаково хорошо симфоническую и оперную музыку. Новой традицией стали концертные исполнения опер, в частности – опер Верди. Мы исполнили “Отелло”, “Макбет”, “Фальстаф”, большим достижением оркестра стал Реквием Верди. (В ноябре 2018 года ЧСО с другим составом исполнителей снова исполнит Реквием Верди, а в мае 2019 года в рамках традиции концертного исполнения опер мы услышим “Аиду” Верди. – Прим. автора.) В оркестре появилась европейская мелодичность, присущая особенно итальянским оркестрам. Не теряя мощи и силы немецкой традиции, Чикагский симфонический оркестр показывает сегодня красоту cantabile, сравнимую с лучшими оркестрами мира, например, с Венским филармоническим. До 2022 года (как вы знаете, я продлил контракт с оркестром на четыре года) у меня еще много планов, связанных не только с репертуаром, но и с привлечением в оркестр молодых слушателей, которые пока далеки от классической музыки. Я хочу, чтобы оркестр звучал в разных районах Чикаго – не только в Симфоническом центре. Большое внимание я уделяю образовательным программам не только в Америке, но и в европейских странах. Уровень культуры падает везде. Людей привлекают поверхностные вещи, они перестают тянуться к культурным ценностям. Чем меньше культуры, тем больше насилия. Очень важно, чтобы Чикагский симфонический оркестр не рассматривался исключительно как культурное учреждение для элиты, а был доступен всем. Это длинный путь, и по нему надо идти. Музыка – важное оружие. Мы, музыканты, несем не бомбы, а цветы. Это очень риторическое рассуждение, но оно имеет смысл.
– Продолжая тему европейских традиций. В Европе оркестранты выходят на сцену торжественно, вместе. Все приготовления происходят за сценой. Когда я приехал в Чикаго, меня очень удивило, что музыканты прогуливаются по сцене перед началом концерта, разговаривают друг с другом, настраивают, чистят инструменты, делают все перед зрителями, на сцене. Мне кажется, при этом теряется торжественность момента. Что вы думаете об этом? Нравится ли вам такая американская традиция?
– Вы правы, это американская традиция. В Европе по-другому. Когда Венский или Берлинский филармонический оркестры выходят на сцену, их выход всегда очень торжественный, впечатляющий. Как будто дух самой Музыки обволакивает сцену. Это европейский стиль, и мне он нравится. Но американские оркестры не хотят меняться. Я предпочитаю европейский стиль, однако уважаю американскую традицию. Так делают не только в Чикаго, но и в Филадельфии, Нью-Йорке, везде в Америке… Надо уважать традиции других стран.
“Музыканты – посланцы мира, красоты, братства”
– Мне хотелось бы поблагодарить вас за исполнение русской музыки в Чикаго. В прошлые годы мы слышали редко исполняемые произведения Скрябина. В первых программах нового сезона вы исполняете произведения, которые тоже не так хорошо известны в Америке: Тринадцатая (“Бабий Яр”) симфония Шостаковича, Симфониетта Прокофьева…
– Тринадцатая симфония Шостаковича дорога моему сердцу. Как известно, она была написана в 1962 году на стихи Евгения Евтушенко и посвящена трагедии массового уничтожения евреев в Бабьем Яру в Киеве. В СССР Симфония была запрещена, но тогдашний художественный руководитель Ла Скала Франческо Сичилиани смог секретным образом получить из Москвы микрофильм с партитурой. Он заказал перевод текста на итальянский язык. Я был первым дирижером в Западной Европе, кому посчастливилось дирижировать Симфонией. Концерт в Риме 31 января 1970 года прошел с огромным успехом. Магнитофонная запись исполнения была послана в Москву Шостаковичу. Ему понравился концерт, он был счастлив услышать стихи Евтушенко на итальянском языке. Всю жизнь эта запись хранилась у него в библиотеке. Теперь она у меня. Ирина, вдова Шостаковича, сделала мне такой подарок, переслала оригинал. Ирина Шостакович — почетный гость открытия сезона… Тринадцатая симфония исполнялась в Италии в очень тяжелое время после “революции” молодых шестьдесят восьмого года, когда Советский Союз еще был весьма силен. Атмосфера в Европе и мире была совсем не мирной. Дирижирование Симфонией было делом непростым. Я был очень тронут мощным воздействием музыки и особенно стихов Евтушенко на итальянское общество. Музыка Шостаковича – абсолютный шедевр! Композитор смог воссоздать атмосферу террора и страха, которые царили в те времена в Советском Союзе. Я исполняю эту Симфонию в первой программе нового сезона, потому что Чикаго – важнейший мировой культурный центр с потрясающим оркестром. Музыканты – посланцы мира, красоты, братства. Музыканты против насилия и террора. Музыкантам нужны свобода и любовь. В момент, когда весь мир находится в трагической ситуации — посмотрите, что происходит в Сирии, Ливии, других странах, — стихи Евтушенко звучат на редкость актуально. Конечно, стихи посвящены евреям – жертвам насилия в Бабьем Яру. Но в такой же степени они адресованы всем людям на земле. Послание Симфонии понятно — остановить войны и насилие!.. В первой части программы впервые в Чикаго прозвучит также Симфониетта Прокофьева. Как вы знаете, одним из моих друзей в начале музыкальной карьеры был Святослав Рихтер – гениальный пианист и великий музыкант, первый солист, который выступил со мной во Флоренции еще до того, как я стал руководителем Флорентийского музыкального фестиваля. Мы много раз вместе музицировали. Как-то за ужином я сказал ему: “Слава, я бы хотел исполнить Первую (“Классическую”) симфонию Прокофьева”. (Кстати, позднее я записал дважды эту Симфонию: с Венским филармоническим и Филадельфийским симфоническим оркестрами.) Рихтер отреагировал неожиданно: “Возьмите Симфониетту Прокофьева. Она гораздо интереснее, чем его Первая симфония. Настоящий шедевр”. Я не знал ни одной ноты Симфониетты. В Вене взял партитуру и сразу влюбился в эту фантастическую, гениальную музыку. Оркестры чаще исполняют симфонии Прокофьева, чем замечательную Симфониетту, написанную для камерного оркестра. Я счастлив впервые представить замечательное и малоизвестное произведение русского композитора слушателям в Чикаго. Я записал Симфониетту и ораторию “Иван Грозный” Прокофьева в Лондоне с оркестром “Филармония” на студии EMI… “Шехерезада” Римского-Корсакова — произведение известное. Много раз оно исполнялось, но всегда с многократно преувеличенными эмоциями, ложными сантиментами, и т.д. Я попробую исполнить “Шехерезаду” так, как задумал композитор. Это прекрасное сочинение большого специалиста в симфонической музыке. Не случайно ведь многие великие композиторы XX века были учениками Римского-Корсакова…
– У вас длинная история взаимоотношений с русской музыкой…
– О, да. В начале моей музыкальной карьеры я часто исполнял Чайковского, Рахманинова… Я записал все симфонии Чайковского, включая “Манфред”, с лондонским оркестром “Филармония” и позднее с Филадельфийским симфоническим оркестром, когда я был его музыкальным руководителем. Как вы знаете, я исполнял все симфонии Чайковского в Чикаго с Чикагским симфоническим оркестром. Чайковский не только великий композитор. У него всегда замечательные оркестровки. Мы можем найти ошибки в оркестровке даже у самых лучших композиторов прошлого. Например, Малер пытался корректировать оркестровки симфоний Шумана. В этом отношении оркестровки Чайковского идеальны. Чайковский – абсолютный мастер оркестровки!
“Слова, которые поются, не имеют никакого значения”
– Ваш педагог, композитор Нино Рота был автором не только музыки к кинофильмам, но и симфонических произведений, однако его симфоническая музыка исполняется крайне редко. Ваше исполнение его произведений с ЧСО в этом смысле – исключение…
– Нино Рота был одним из самых выдающихся композиторов второй половины XX века. Фантастический музыкант! Он знал наизусть все произведения современных композиторов (Стравинского, Бартока, Шостаковича…), мог играть “Воццека” по памяти. Он был замечательным человеком. Честным. Честным в написании музыки. Он мог писать в чужом стиле, но предпочитал создать что-то свое. Это был его способ выражать себя, свою душу. Он сочинил много симфонических произведений, оратории, оперы. Самая известная опера Рота – “Il capello di paglia di Firenze”. (Это та самая “Соломенная шляпка” по водевилю Эжена Лабиша о том, как лошадь съела не ту шляпку, и сколько неприятностей из-за этого произошло. Режиссер Леонид Квинихидзе снял по этому водевилю замечательный фильм. Правда, музыка там звучит не Рота, а Исаака Шварца. – Прим. автора.) Опера широко исполнялась в Италии и за ее пределами. Но, конечно, Рота был очень популярным кинокомпозитором. Вы можете приехать в любую страну мира, мелодии из “Крестного отца” и “Дороги” знает каждый. (Маэстро напевает основную тему фильма Ф.Феллини “Дорога”.) Я записал два фортепианных концерта Рота. Один из них композитор сочинил для пианиста Артуро Бенедетти Микеланджели. Прекрасные концерты. К сожалению, они редко исполняются.
– Почему? Клеймо кинокомпозитора – это что, “смертельный диагноз” для симфонического оркестра?
– Это изменится. Людям надоест музыка, которая не имеет никакого смысла и иногда является просто шумом, и они вернутся к Рота. Я верю, что когда-нибудь симфоническая и фортепианная музыка Рота станет популярной. На Шостаковича тоже многие авангардные композиторы смотрели с подозрением, потому что музыка была слишком мелодичной. Сейчас его музыка принадлежит миру, а множество произведений авангардных композиторов полностью исчезло.
– В вашей книге “Сначала музыка, затем слова” вы пишете, что вы предлагали Федерико Феллини поработать в оперном театре, но он отказался. Почему?
– Сначала я попросил Нино Рота поговорить с Феллини, а потом поговорил с ним сам. Я ему сказал, что было бы замечательно, если бы он поставил оперу в театре Реджо (Teatro Regio Torino — один из старейших оперных театров Италии, находится в Турине. – Прим. автора.). Феллини сказал: “Проблема в том, что слова, которые в опере поются, для меня не имеют никакого значения”. Ему надо было, чтобы текст произносился, а не пелся. В опере он чувствовал себя некомфортно, но был очень музыкальным, работал над музыкой вместе с Рота, подбирая нужные мелодии, мотивы… Три раза я встречался с Ингмаром Бергманом. Один раз – в Мюнхене, дважды – в Стокгольме. Я пытался уговорить его поработать в опере, но он ответил, что слишком старый, хочет уйти на пенсию и рыбачить на своем острове. И действительно, он умер на своем острове.
– Если бы Феллини согласился, какую оперу вы бы предложили ему поставить?
– “Фальстаф” Верди или “Так поступают все” Моцарта.
“Все выражается через голос”
– Святослав Рихтер называл вас “серьезным музыкантом”. Что это значит для вас?
– Быть серьезным музыкантом, как это понимал Рихтер, и я с этим согласен, значит бережно исполнять написанное композитором, а не использовать его музыку в своих целях. Серьезным музыкантом был, например, Тосканини. Рихтер всегда с особой точностью относился к партитуре. В последние годы он выступал почти в полной темноте. Свет был только над его роялем. Он хотел исчезнуть, раствориться, чтобы зрители могли сконцентрироваться только на музыке, а не на исполнителе. Серьезный музыкант – это тот, кто хорошо подготовлен к тому, что ему предстоит играть, и честен с произведением, не использует его для личного шоу. Вы знаете, Рихтер был одним из свидетелей на моей свадьбе в 1969 году. Они с Нино Рота устроили самое настоящее музыкальное соревнование. Играли до часа ночи: один начинал тему, другой узнавал, откуда она, и продолжал. Гости разошлись, и мы с женой тоже стали собираться. Рихтер и Рота увидели, как мы уходим, и стали в четыре руки играть и петь “Ritorna vincitor” из “Аиды”. (Хоровой фрагмент из Первого акта оперы Верди. Дочь фараона Амнерис призывает Радамеса: “Ritorna vincitor” — “С победой возвратись!” – Прим. автора.)
– Круг музыкантов, с которыми вы выступаете, чрезвычайно широк. Тем не менее я бы хотел назвать трех солистов, которые никогда не приезжали в Чикаго и не выступали с Чикагским симфоническим оркестром. Это пианисты Григорий Соколов и Михаил Плетнев, виолончелист Миша Майский. Почему так получилось?
– Соколов – фантастический пианист, но он не хочет играть с оркестрами. Он официально говорит, что дает только сольные концерты. Может быть, не хочет иметь проблем с дирижерами… Не знаю… Что касается Плетнева, то я надеюсь, смогу пригласить его в будущих сезонах. А Миша Майский играл со мной несколько раз. Он замечательный виолончелист… Хорошо, что вы назвали эти имена. Я попробую исправить ошибку и пригласить их в Чикаго.
– Спасибо. В Тринадцатой симфонии Шостаковича солирует бас Александр Тихомиров – еще одно новое имя для Чикаго.
– Да, он впервые в Чикаго, но я выступал с ним в Риме, Зальцбурге и Вене. Я уверен, что он покажет хорошую интерпретацию музыки Шостаковича. Иногда русские исполнители в симфонической музыке, в ораториях преувеличивают интонации, педалируют на них. Солист ведет себя так, как будто он — Арктос на сцене. А мне кажется, исполнитель должен идти за музыкой. Если музыка иронична и саркастична, голосовая интерпретация должна показать иронию и сарказм. Исполнитель не должен играть иронию и сарказм, как делал бы это актер. Исполнитель должен петь, а не двигаться по сцене. Он должен оставаться серьезным, а все эмоции показать через голос. Все выражается через голос.
– Маэстро, как случилось, что друг и ассистентка Рихтера Милена Борромео стала работать с вами?
– Судьба. Когда мой ассистент из Ла Скала переехал в другой город, я стал искать нового помощника. Милена была ассистенткой Рихтера тринадцать лет. Я встречался с ней, когда Рихтер выступал в Равенне, но лично не говорил. Мой друг сказал мне, что после смерти музыканта у нее есть возможность поработать со мной. Это был знак Рихтера из другого мира… Милена очень хорошо говорит на русском языке, связана с огромным количеством друзей в России, у нее множество знакомых в мире русской культуры… Сегодня наследие Рихтера продолжается через Милену…
– В 1955 году после одного из экзаменов в консерватории педагог Нино Рота поставил вам высшую оценку с такими словами: “Мы ставим вам пятерку с плюсом не за то, как вы сыграли сегодня, а за то, как вы будете это делать в будущем”. Сегодня, шестьдесят три года спустя, вы можете сказать, что заслужили высокую оценку педагога?
– Это вы должны мне сказать, заслужил я или нет. Я не могу такое говорить.
– Тогда спрошу по-другому: своей оценкой, выданной авансом, Нино Рота предсказал вашу судьбу?
– Конечно. В то время я не думал становиться профессиональным музыкантом. Я занимался музыкой, чтобы быть культурным человеком. Занимался серьезно, но не как своей будущей профессией. Нино Рота был тем человеком, кто убедил меня и моих родителей, что у меня есть качества, необходимые для пианиста. А потом судьба бросила меня к дирижированию. Я учился композиции десять лет, очень серьезно готовился к началу дирижерской карьеры. Для меня дирижер — не просто человек, отбивающий такт. Дирижер должен иметь знания и личные качества, способные заразить сотню музыкантов своими идеями, убедить их в правильности подхода к исполнению, убедить их следовать за ним.
На прощание маэстро пообещал пригласить меня в будущем году посетить классы в руководимой им Итальянской оперной академии в Равенне.
До приезда в Чикаго оставалось меньше двух недель.
P.S. Выражаю благодарность менеджеру по связям с прессой ЧСО Айлин Чемберс за помощь в организации интервью с маэстро Риккардо Мути.
