17 сентября открылся шестьдесят седьмой сезон Лирик-оперы Чикаго. Двумя первыми операми нового сезона дирижировал новый музыкальный руководитель театра Энрике Маццола. О том, что объединяет “Макбет” и “Любовный напиток”, о страхе и уважении, “оперной” группе крови и любви к Чикаго – в эксклюзивном интервью маэстро вашему корреспонденту.
– Начну с поздравлений, маэстро! Как вы себя чувствуете в новой должности?
– Роль музыкального руководителя для меня не нова. На протяжении семи лет я был музыкальным руководителем Национального оркестра Иль-де-Франс в Париже. Это был богатый во всех отношениях опыт руководства симфоническим оркестром. А вот оперным театром я руковожу впервые. Для меня это очень ответственная должность. Лирик-опера – один из лучших оперных театров в мире, театр с фантастическим оркестром, хором… Быть музыкальным руководителем означает для меня думать о театре в целом, стремиться расширять аудиторию, привлекать к опере новое поколение зрителей.
– Новый сезон открылся оперой Верди “Макбет”. Вы довольны тем, как все прошло?
– Очень. После восемнадцати месяцев Лирик-опера наконец снова открылась для живых спектаклей. Открылась сложным большим представлением. Мы репетировали почти полтора месяца, и получился прекрасный результат. Мы довольны, как все получилось, и публика подарила нам теплый прием.
– Главной звездой “Макбета” стала Сондра Радвановски. Как вам работалось с певицей?
– Сондра – одна из лучших сопрано сегодняшней оперы и замечательная актриса. Она всегда открыта к новым идеям, всегда готова пробовать что-то новое. Работа с ней – очень конструктивное занятие. Она не только исполнитель воли режиссера и дирижера. Она предлагает свои варианты, идеи, всегда глубоко раскрывает характер своих героинь. Она абсолютно перевоплотилась в леди Макбет. Я в восторге от работы с Сондрой и мечтаю снова встретиться с ней в будущем.
– С “Макбетом” вас связывают личные воспоминания. Это же была одна из первых опер, в которых вы пели?
– В Ла Скала. Мне было примерно восемь-девять лет. Я участвовал в постановке Джорджа Стрелера с Клаудио Аббадо за дирижерским пультом. Зайдите на YouTube, там есть полная запись оперы. Я пел партию Третьего видения (Terza apparizione). В титрах мое имя написано так: “Enrico Mazzola”. Они захотели “итальянизировать” мое испанское имя.
– Что вам вспоминается сегодня о дирижерском стиле Клаудио Аббадо?
– Будучи ребенком, я не понимал, что Клаудио Аббадо – легендарный дирижер, гений мировой музыки. Передо мной был обычный музыкант. Аббадо был необычайно спокоен на репетициях. Никогда не повышал голоса, никогда. Всегда говорил тихо. “Здесь, пожалуйста, мягче…” или “Пьеро, эту ноту, пожалуйста, нежнее”. (Пьеро Каппуччилли – итальянский баритон, исполнитель партии Макбета. – Прим. автора.) У меня был очень сильный голос. Я помню одну репетицию. Мы пели в полный голос. Когда я запел, Аббадо вздрогнул и сказал: “О, твой голос такой сильный. Если можно, чуть помягче”… Весь театр Ла Скала представлялся для меня другим миром – сказочным, соблазнительным, волшебным миром оперы, музыки, театра, где жили дирижер, режиссер, его ассистенты, хор. Я с наслаждением участвовал во всех репетициях… Когда на недавней премьере мы дошли до появления Третьего видения, у меня было странное чувство déjà vu. Это трудно объяснить словами. На несколько секунд я попал снова в ту постановку Стрелера. За четыре такта до Третьего видения в голове промелькнуло: “Я дирижирую в Лирик-опере или пою в Ла Скала?” Такое чувство, что время остановилось…
– Кто для вас эталон дирижерского искусства?
– Клаудио Аббадо и Карлос Клайбер. Я хорошо помню Клайбера по гастролям Ла Скала в Японии в 1982 году. Он дирижировал операми “Богема” и “Отелло”… Только недавно я осознал, как мне в жизни повезло. Я оказался в Ла Скала в “золотой период” – между 1975 и 1982 годами. Аббадо, Каппуччилли, Френи, молодой Доминго… – все великие выступали в то время в Ла Скала.
– Вторая опера, которой вы дирижировали, – “Любовный напиток”. От Верди – к Доницетти, от трагедии – к комедии. Вы быстро перестраиваетесь с одного музыкального языка на другой?
– Во-первых, мне хорошо знакомы оба произведения.
– Конечно, вы же эксперт в итальянской музыке.
– Ну, такого я не могу о себе сказать, но я хорошо знаю обе оперы. Первую версию “Макбета” и “Любовный напиток” разделяют всего пятнадцать лет. Это не так много, как мы думаем. Обе оперы построены на двух фундаментальных принципах: декламации итальянского языка (речитативы есть как у молодого Верди, так и у Доницетти) и bel canto. У Доницетти – расцвет bel canto, у молодого Верди – начало заката, но этот стиль еще слышен в опере. “Pieta, rispetto, amore” или первая ария леди Макбет с кабалеттой – настоящие белькантовские арии. (Маэстро говорит об арии Макбета из Четвертого акта и арии “Vieni t’affretta” из Первого акта. – Прим. автора.) Конечно, оперы разные, но, мне кажется, обе они происходят из одного “корня”, имя которому – bel canto.
– Отойдем от конкретных опер. Как вы готовитесь к спектаклям?
– Никаких особых секретов нет. Беру партитуру и начинаю работать. В эти дни я работаю над оперой “Анна Болейн”, которой буду дирижировать в Цюрихской опере. Утром (Наше интервью состоялось 21 сентября. – Прим. автора.) я работал над финалом оперы. Репетировал, пробовал разные идеи… Что если попробовать fermata здесь; наверно, мне надо усилить cadenza там, и так далее… Метод один – чтение и работа с партитурой. Другие версии той или иной оперы я слушаю только, когда подготовил свою, и в большинстве случаев оказывается, что моя версия отличается от других.
– Это всегда интересно – услышать не повторение, а оригинальную трактовку…
– Я шел к этому долгое время. Всегда был независимым. Сейчас молодые дирижеры могут сразу получить должность в “топовом” оркестре. У меня была в этом отношении очень традиционная карьера; я медленно, шаг за шагом продвигался вперед. Звучит старомодно, но я очень доволен, поскольку, осваивая дирижерское искусство, прошел все этапы профессионального пути.
– Сэр Эндрю Дэвис любит повторять, что каждый спектакль уникален: “Если вы пришли один раз, вернитесь на следующий спектакль, и вы увидите что-то новое”. Вы согласны с этим?
– Различие между оперным спектаклем и симфоническим концертом заключается в том, что в симфоническом концерте ты в большей или меньшей степени можешь предсказать, что произойдет. В опере ты никогда не знаешь, что может случиться. Оркестр, хор, певцы, обслуживающий персонал… – столько людей вовлечены в процесс создания спектакля, что всегда присутствует эффект неожиданности. Но мы показываем оперный спектакль не один раз. Со спектаклем происходит эволюция. Повторяя его, все участники обретают уверенность, и вот тогда можно говорить о некоторой стабильности. Конечно, каждый раз что-то меняется. Самое большое различие – между первым и последним представлением. Каждый спектакль – это путешествие, и с каждым следующим разом путешествие становится более знакомым для всех его участников.
– Вы помните вашу первую реакцию, когда вам предложили возглавить Лирик-оперу?
– Когда мне впервые сказали об этом, я секунд на десять потерял дар речи. Кровь замерла… Что-то носилось в воздухе, но все равно предложение возглавить Лирик-оперу стало большим сюрпризом для меня. Может быть, это одно из самых запоминающихся событий в жизни. Вы не можете себе представить, как я горд тем, что нахожусь в Чикаго. Один из лучших городов мира, одна из лучших оперных компаний мира – о большем и мечтать не приходится. Я переехал из Парижа в Чикаго. Из моего окна и на работе, и дома слышу шум чикагских улиц. (Маэстро развернул компьютер и показал мне вид из окна. – Прим. автора.) Я живу недалеко от театра, полчаса ходьбы. Люблю ходить пешком, иногда, как в Европе, пользуюсь общественным транспортом. Так что я хорошо чувствую вкус города… Я считаю очень важным строить долгие и прочные отношения с оркестром, работниками театра, хором, солистами. Я по-настоящему заинтересован в таких отношениях. Музыкальный руководитель крупного музыкального театра – не просто главный дирижер. Он должен стать объединяющей фигурой не только для людей внутри театра, но и для всего города. Конечно, у меня есть контракты. После Чикаго я лечу в Цюрих, потом в Берлин, Брегенц, Амстердам… Но своим домом я выбрал Чикаго. Здесь у меня вещи, диски, книги. Собирать чемоданы в Цюрих я буду в Чикаго, и разбирать их после Цюриха буду в Чикаго. Конечно, иногда я вижу не очень приятные вещи в Чикаго. Но так происходит в каждом крупном городе…
– Мне кажется, Чикаго – наиболее яркий пример крупного американского города. Посмотрите на место, где находится Лирик-опера. Если вы не знаете точного адреса, никогда не найдете. Большая загруженная улица с небоскребами. Ничто не говорит об оперном театре. Это вам не театры в европейских городах с огромными площадями…
– Интересно, я никогда не думал об этом. Надо будет посмотреть, что можно сделать…
– А что вы можете сделать? Построить площадь и перенести туда здание театра?
– Вы знаете, я умею слушать и прислушиваюсь к мнению других людей. Мне важно мнение о Лирик-опере. Может быть, нам надо поставить более яркие витрины, сделать здание более видимым и привлекательным. Я подумаю над этим.
– В одно и то же время в Чикаго находятся два итальянских дирижера: Риккардо Мути во главе Чикагского симфонического оркестра, Энрике Маццола – у руля Лирик-оперы. Вам льстит сравнение с маэстро Мути?
– Для меня большая честь находиться в одном городе с маэстро Мути, но, я думаю, никакого сравнения между нами быть не может. Маэстро Мути – легенда нашего времени, между нами – почти тридцать лет разницы в возрасте. Я смогу еще многое сделать, прежде чем нас начнут сравнивать. Вернемся к этому вопросу, когда мне будет восемьдесят.
– Вы родились в Барселоне. Кто направил вас на музыкальный путь?
– Моя семья. Мы все начинали учиться музыке: я, брат и сестра. Брат был, кстати, очень хорошим пианистом. Так сложилось, что и брат, и сестра оставили музыку. Когда мне было двенадцать лет, я был тоже близок к тому, чтобы заняться чем-то другим. Но потом я подал документы на отделение композиции в консерваторию, меня приняли, и это помогло мне остаться в музыке. Я был поглощен занятиями, мне нравилось впитывать в себя музыкальные знания, все эти фуги и контрапункты… Мне было очень интересно, занятия композицией помогли мне изучить музыку изнутри и принесли много радости.
– Вы продолжаете сочинять музыку?
– Я написал несколько произведений, когда мне было восемнадцать-двадцать лет, а потом начал дирижировать и с тех пор не сочинял, хотя, наверно, фантазии бы хватило… Где-то в глубине души у меня есть мечта сочинить камерную оперу или что-то в этом роде. Пока это остается мечтой.
– В прошлом великие дирижеры всегда были диктаторами. Как бы вы охарактеризовали ваш стиль дирижирования?
– Я глубоко убежден, что существуют два пути достижения высокого качества исполнения. Первый – диктаторский. Дирижер создает вокруг себя атмосферу страха, и через страх получается хороший результат. Дирижер говорит: “Будет только так, как я хочу”. Ничего другого не принимается. Музыкант всегда в напряжении: “Я должен сыграть так и только так, если не смогу, меня уволят…”. Другой путь – путь коллективного творчества. Возможны ли на этом пути ошибки? Конечно, но, преодолевая их, мы получаем лучший результат. Первый путь основан на страхе, второй – на взаимном уважении, любви и доверии. Я думаю, что исполнение, основанное на любви и доверии, другое, нежели основанное на страхе. Страх можно почувствовать в музыке, и любовь слышна в музыке. Если сегодня музыка прозвучала не так идеально, то в следующий раз мы изменим некоторые нюансы и будет лучше. При этом музыканты играют с улыбкой на лице, а не затаив обиду. В оркестре нет и не может быть врагов – только коллеги-музыканты. Я предпочитаю быть на репетициях с первого до последнего дня. Я очень требователен, но никогда не грублю, всегда выслушиваю мнение музыкантов и солистов. Мы обсуждаем все вопросы и решаем их в доброжелательной атмосфере. Таков мой подход, и, судя по “Макбету”, он работает. Мы передаем позитивный заряд в зал и получаем хороший отклик. Я чувствую аудиторию спиной и ценю ее поддержку. Зрители плачут и смеются, негодуют и волнуются, они сопереживают нашим героям и тем самым создают условия, чтобы наши солисты раскрылись с лучшей стороны. Я убежден: для того, чтобы получился хороший спектакль, необходимы две стороны – оркестр/солисты и чуткий, понимающий зал.
– В Европе вы регулярно проводите симфонические концерты. Может быть, и в Чикаго завести новую традицию проведения симфонических вечеров с оркестром Лирик-оперы?
– Наша с оркестром группа крови – “оперная”. Все наши усилия направлены на развитие оперного направления театра. В настоящее время у меня нет ответа на ваш вопрос. Я доволен, как развивается театр. Может быть, в будущем мы вернемся к этой идее…
– Если я попрошу вас назвать пять самых любимых опер, каков будет ваш список?
– О, это такой сложный вопрос. Одна из моих “мечт”: “Турандот”. Мне очень нравится эта опера, я никогда ею не дирижировал. “Фиделио” – гениальная опера. “Фальстаф”, “Так поступают все женщины” – наверно, моя самая любимая моцартовская опера… (Маэстро задумался.) Опера, которой я дирижирую в январе, – “Proving Up” Мисси Маццоли. Мне кажется, это шедевр. Одна из лучших опер, написанных за последние десять лет. Я бы хотел включить ее в список моих любимых.
– Одно дело – дирижировать операми Верди и Доницетти, другое – произведениями современных композиторов, да еще когда они рядом. Как вы это делаете?
– Есть два типа композиторов. Одни интересуются всеми аспектами интерпретации. От них можно услышать фразы типа: “Маэстро, в строке 55 вторая нота должна быть громче, потому что акценты смещаются…”, и так далее. Работать в этом случае очень сложно. Я предпочитаю быть интерпретатором современного произведения, хочу, чтобы композитор доверял мне и моему опыту, хочу создать нечто, что композитор не мог себе представить. Я уже дирижировал несколькими произведениями Мисси. Что касается ее оперы, я собираюсь встретиться с ней и обсудить все вопросы.
В конце нашей беседы я показал маэстро Маццоле красные очки – память о 12 сентября 2019 года, когда президент Лирик-оперы Энтони Фрейд представил его в качестве нового музыкального руководителя.
– Ваш талисман – красные очки. Можно ли сказать, что в этих очках вы как бы говорите нам, зрителям, что живете с позитивным настроением и видите красоту в жизни?
– Браво, Сергей! Вы разглядели больше во мне, чем я мог представить. Да, вы правы. Красный – очень позитивный, энергичный цвет. Мой любимый цвет. У меня не только очки – у меня и кроссовки красного цвета. Я стараюсь быть оптимистом.
– Сейчас, во время пандемии, это очень непросто…
– Пандемия коронавируса создала огромные сложности для музыкального мира. Множество музыкантов потеряли профессию и пошли зарабатывать деньги в других направлениях. Но, с другой стороны, многие из нас стали записывать видео дома, устраивать домашние видеоконцерты. Я в том числе. Я не играл на фортепиано более двадцати лет и во время пандемии вернулся к инструменту. Мы придумали виртуальный концерт “Sole e Amore”. Пандемия преподала нам прекрасный урок. Теперь мы знаем, что искусство и музыка не могут замолчать и исчезнуть. Эти высшие ценности человеческого духа останутся с нами навсегда.
