Уважаемый читатель, напомню, что в предыдущем выпуске была опубликована первая часть беседы с профессором Михаилом Анатольевичем Членовым, одним из наиболее авторитетных лидеров современного еврейского общественного движения в России и на евроазиатском пространстве. Напомню, что речь шла о прошлом, настоящем и будущем евреев России. В основу разговора были положены результаты социологических исследований, которыми М. Членов владеет в совершенстве, а их интерпретация – «конек» моего собеседника. Итак, Часть вторая.
– Давайте вернемся к явлению, о котором вы так интригующе сказали…
– Явление вот какое… Появились евреи в четвертом поколении, то есть те, у кого не бабушки, а прабабушки евреи.
– И это документально подтверждается? Это доказано?
– А толку доказывать! Закон о возвращении на них не распространяется, и.. точка. Человек приходит, например, в Сохнут и говорит: “У меня прабабушка еврейка, и я ощущаю себя евреем…”. Ему, конечно, возражают. А он в ответ: “А мне плевать… я хочу прийти в еврейскую организацию, я себя чувствую евреем… и т.д.”. Это новое явление, которого раньше мы не наблюдали. Вот «четвертинки» были и раньше, такой факт нам известен. Я вам напомню, вы этого не знаете. Еще в 1976 году мы провели первый социологический опрос советских евреев. Еще во время нелегальщины. Это был вполне приличный опрос, и я его недавно опубликовал. Там уже были четвертинки. Но их было там, я знаю, пять процентов.
– Как, например, Владимир Ильич Ленин?
– Владимир Ильич там не был. Там были четвертинки, которые захотели участвовать, поскольку у них была еврейская идентичность. Владимир Ильич не пошел бы. И даже, я думаю, Лев Давидович не пошел бы, поскольку считал себя не евреем, а революционером. Сейчас мы видим то, что я условно назвал бы размыванием крови, конечно. И это странным образом не влияет на снижение численности. То есть еврейская активность в России (я сейчас говорю только об РФ), она очень бурна и высока. По-прежнему в стране существуют сотни еврейских организаций…
– Секулярных?
– Не только. Много религиозных. Общее количество (но это уже давние данные, я давно не слышал никакой новой статистики) – порядка шестисот в России и столько же на Украине. Примерно, в 200 городах. Реально, конечно, меньше, потому что кое-где все уходит в результате внутрироссийских демографических процессов. Существует где-то порядка десятка общероссийских структур, которые имеют филиалы или что-то еще, необязательно отделения… Причем, я сказал бы, что в последние 5-6 лет эти ранее жестко как-бы конкурирующие еврейские центры (для чего были все основания) – Хасидские центры (Федерация Еврейские общины России), секулярные – ВААД (старейшая еврейская организация), Российский Еврейский Конгресс, ФЕОР (Форум Российских Еврейских Организаций) стали по крайней мере пытаться друг с другом сотрудничать и улыбаться при встрече, что я считаю большим достижением. В отличиe от Украины, где все на ножах, где тоже порядка шести – семи организаций.
– Я видел на заседании Всемирного Еврейского Конгресса Бориса Фуксмана.
– Что Фуксман, там есть еще Фельдман…
– Александр Фельдман?
– Да. И при нем еще Эдик Долинский, который сейчас постоянно в соцсетях.
– Да, еще Еврейский Фонд Украины, который многие годы возглавлял недавно ушедший в мир иной Аркадий Монастырский.
– Аркадий всегда был тихим лидером. А Долинский – наоборот. В Украине ситуация близкая к российской. Много евреев, правда меньше в два раза, чем в России, но хватает, и они достаточно активны. В Украине на это, конечно, накладывается политическая ситуация, которая оказывает гораздо большее влияние на повседневную жизнь всех ее граждан, в том числе и евреев. В России как-бы это незаметно… Но все же, война в Сирии, война на Украине не особенно затрагивают нашу повседневную жизнь. То есть, российские евреи обеспокоены украинскими событиями, но не более того. Это не их жизнь.
– Очень важная фраза, которую вы сказали – Вы не делали никаких заявлений, не выпускали никаких официальных документов.
– Мы – нет! Я имею в виду Евро-Азиатский конгресс.
– Что так?
– Я имел в виду только Евро-Азиатский конгресс, потому что только он не может делать никаких заявлений, если община, о которой идет речь, в данном случае, община Украины, говорит: “А мы не пропустим”. А российские и прочие делают… Разные по-разному. Скажем, Еврейская культурная автономия во главе со В. Штернфельдом сделала вполне такое, я сказал бы, выдержанное в высшей степени заявление. Российский Еврейский конгресс (РЕК), как и ФЕОР – очень сдержанно, но не забудем, что во главе РЕК стоит человек, который родился и вырос на Украине, да еще и в местечке в Житомирской области. Для них Украина близка, как и для вас тоже, очевидно. У вас корни ведь тоже оттуда, по-моему, из Молдавии…
– У меня прадед из Немирова.
– Понятно, откуда и Немировский…. Но, вот у меня, например, нет таких корней на Украине. Мы – литваки. Белорусские литваки, которые сегодня часть Российской Федерации. Местечко, откуда мои предки, Новозыбков, сегодня входит в Россию.
– Мы проговорили об общих вещах. Наша проблема – каково будет следующее поколение.
– Эта проблема существует на самом деле везде в диаспоре, в том числе и в Американской Диаспоре, и в Европейской не меньшей степени, и, разумеется, в Российской. Значит, идентичность сменилась. Теперь это “Jews by choice”. Нет необходимости регистрировать национальность в паспорте, где-то об этом заявлять. Я помню, что, когда я был деканом, многие годы, меня иногда спрашивали: “Сколько у вас евреев?”. Нам не положено этим интересоваться.
Мы не имеем официального права спрашивать студентов, кто они по национальности. Другое дело, неофициально… когда ко мне приходят студенты, я примерно представляю субъективную картину национальностей…
– По носу?
– Да… Но никакой официальной статистики нет… “Jews by choice” – это совершенно другая идентичность, которая, в отличие от европейских стран и стран Северной Америки, да и Южной (хотя в Южной – отдельная тема). Идентичность в Америке и в западных странах во многом определялась религией, а Советский Союз религию, в общем, выбил. Тем не менее, наблюдается некоторое возвращение к религиозности, оно в какой-то степени происходит, но носит характер совершенно иной, чем традиционная религиозность, которая передавалась в семьях. То есть: “Я еврей. У меня еврейская семья. Мне надо делать Бар– или Бат-Мицву.” Этого нет. То есть это как бы проблема будущего еврейства, она сложная. С одной стороны, мы видим, что продолжается с большой долей интенсивности ассимиляционный процесс, а с другой стороны, вроде бы совершенно ассимилированные люди приходят и говорят: “Ребята, мы хотим быть евреями”, и они находят себя. На моих глазах создаются разные новые молодежные организации. Я с удовольствием с ними сотрудничаю.
– Вы знаете, Мика, когда я уезжал в США, то думал, что на этом закрывается система еврейской жизни, которую мы сделали. Но она живет. То есть, мы сделали достаточно жизнеспособную основу
– Ну, наверное, тут еще не только то, что мы с вами сделали.
– Исходя из того, что я слышу, я понимаю так, что вы оптимистичны в отношении будущего российского еврейства.
– Да. Но я вообще, если вы помните, всегда был оптимистичен в плане будущего мировой диаспоры. Она сокращается численно, но постепенно. Этого не только на нашу с вами жизнь хватит, естественно, но и на наших внуков тоже, думаю, и правнуков. Существует масса разных противоположно движущихся процессов. Которые, накладываясь друг на друга, делают картину будущего российского еврейства все более сложной и необыкновенно интересной.
