В рамках Международного фестиваля искусств “Вишневый сад” (Cherry Orchard Festival) с 14 по 17 июня в Нью-Йорке состоятся гастроли Московского театра Наций со спектаклем “Иванов”. Среди актеров – целое созвездие замечательных имен: Евгений Миронов (Иванов), Чулпан Хаматова (Сарра), Елизавета Боярская (Саша Лебедева), Игорь Гордин (Лебедев), Виктор Вержбицкий (Шабельский), Марианна Шульц (вдова Бабакина), Наталья Павленкова (Зинаида Саввишна). Режиссер – художественный руководитель новосибирского театра “Красный факел” Тимофей Кулябин. Перед американским дебютом Тимофей рассказывает о загадке пьесы, истории создания спектакля, работе с актерами и о том, в какой театр он обязательно пойдет в Нью-Йорке.
“На его шее сомкнулась удавка”
– У этой постановки длинная предыстория. Чехов написал “Иванова” по заказу антрепренера Федора Корша – хозяина первого частного театра России. Премьера спектакля прошла в театре Корша, в том самом здании, где сегодня располагается театр Наций. Успеха не было, мнения зрителей сильно разделились. Спектакль прошел всего несколько раз, но тем не менее такой эпизод – премьера “Иванова” в театре Корша – был в биографии Чехова. Возглавив театр Наций, Евгений Миронов сразу же вспомнил про “Иванова”. Сначала устроили фестиваль “Сезоны “Иванова” – фестиваль спектаклей по одной пьесе, потом решили поставить “Иванова” в театре. Пьесу предложили выдающемуся европейскому режиссеру Люку Бонди, который уже ставил “Иванова” в парижском театре “Одеон”. Он приезжал в Москву, провел кастинг. Уже был назначен состав исполнителей, определены сроки, но, к несчастью, Бонди даже не успел приступить к репетициям – он тяжело болел и осенью 2015 года его не стало. К тому времени, когда мне предложили этот проект, я выпустил в театре Наций два спектакля, меня с ним связывали тесные взаимоотношения и дружба. (Первой постановкой Тимофея Кулябина в театре Наций стал спектакль “Электра” по трагедии Еврипида, премьерой которого в январе 2013 года открылась Малая сцена театра. В 2014 году Кулябин выпустил на этой же сцене спектакль “#сонетышекспира” и участвовал в проекте “Шекспир.Лабиринт”. – Прим. автора.) Сроки сошлись, и я приступил к работе над “Ивановым”.
– Говоря о Чехове, все сразу вспоминают его великую четверку: “Чайка”, “Три сестры”, “Дядя Ваня”, “Вишневый сад”. Почему “Иванов” и при жизни Чехова, и сегодня находился и находится в тени его остальных пьес?
– “Иванов” – первая “большая” пьеса Чехова, первая попытка мастера. Это заметно по неровности композиции и проработке персонажей. С одной стороны – Иванов, Саша (Шурочка), Сарра, с другой – проходные, заимствованные из водевилей фигуры. “Иванов” – вообще пьеса переходная от водевиля к настоящей драме. Конечно, в пьесе уже слышен и тот будуший Чехов, и тот уникальный чеховский язык, в котором слово меняет свое значение и смыслы в зависимости от обстоятельств, язык, который перевернет принципы реалистической драматургии не только в России, но и во всем мире. Но это пока только предпосылки. Это еще не до конца сформированный автор. Этот язык еще не найден. Поэтому “Иванов” и “Платонов” стоят в творчестве Чехова немного особняком. Чехов написал “Иванова” очень быстро, за десять дней. Потом он скажет: “Я написал вещь чрезвычайно легкую и сделал это быстро”… У пьесы есть две редакции. Первая – чистая комедия, с большим количеством водевильных сцен и “жирным”, водевильным финалом. Во второй редакции Чехов немного “подсушивает” текст, увеличивает количество монологов Иванова, делает их более драматичными и называет комедию драмой.
– Для второй редакции Чехов изменил финал: вместо разрыва сердца – самоубийство героя. Вы выбрали первую редакцию. Почему?
– Вообще-то дело обстоит сложнее – мы совместили обе редакции. Несмотря на то, что с Ивановым происходит сердечный приступ, в последней сцене он с пистолетом. Играется сюжет второй редакции, все идет к самоубийству, но в какой-то момент у Иванова отказывает сердце. Причины на это две. С одной стороны, мне в принципе не очень нравится, как решаются самоубийства на сцене. С другой стороны, в нашей трактовке неважно – у героя не выдерживает сердце или он кончает с собой. К концу свадьбы, которая превращается в балаган, пошлое разбирательство, выяснение отношений и абсолютный абсурд (“Не свадьба, а парламент!”), очевидно, что Иванов не сможет с Шурочкой жить. Он дальше порога загса не уйдет. И для меня уже не имеет значения, сам он застрелился или сердце у него отказало. На его шее сомкнулась удавка.
– В чем загадка “Иванова”?
– Не знаю, загадка ли это. Скорее, драматургическая ловушка, которую Чехов создал сам. Главный герой с первой минуты, с первого своего появления на сцене заявляет, что он устал от жизни, сломался и не хочет жить. И четыре акта пьесы он повторяет одно и то же. Внешне развитие есть, а вот поведение главного героя психологически статично. Он просто погружается в черную дыру, говоря сегодняшним языком, депрессии. С чего он начал, тем и заканчивает. Как это играть? Главный герой пьесы – человек, ничего из себя не представляющий. Он только ходит, ноет, рефлексирует. Неопределенность положения Иванова, который то ли подлец, то ли нет, то ли достоин сочувствия, то ли презрения -– это то, о чем мы больше всего думали, что больше всего волновало и заботило Евгения Миронова и меня. Хотя Чехов делает это намеренно. Это его драматургический эксперимент, разрушающий привычные представления о том, как должно строиться сценическое действие и как должен выглядеть главный герой. Эксперимент, который в каком-то смысле играет злую шутку с пьесой.
– Своим спектаклем вы даете ответ на вопрос, кто такой Иванов? Может быть, “русский Гамлет” или еще одна вариация на тему маленького человека?..
– Мы попытались найти такие обстоятельства в жизни Иванова, создать такие ситуации, чтобы у него не было времени на скуку, чтобы саморефлексия происходила не от лености и подавленности, чтобы он все время находился в ситуации действия. Миронов как раз искал в Иванове следы “русского Гамлета”. Разница в том, что у Гамлета есть идеология. Он как бы спорит со всем миром и выходит на борьбу. А Иванов ни с чем не борется. Он устал. У него есть осознание себя, как ни на что не способного человека, колоссальное разочарование в мире. Но он ничего не делает, чтобы изменить этот мир. Иванов – скорее, пародия на Гамлета. Мне кажется, Иванов – вполне среднестатистический человек. Поэтому Чехов и назвал своего героя и пьесу самой распространенной русской фамилией. Иванов может жить в соседнем подъезде, он рядом с нами. Я не вижу в фигуре Иванова особой исключительности.
– Как вы считаете, Иванов – предтеча дяди Вани? Герои-то похожи…
– Разочаровавшийся интеллектуал, потерявший смысл жизни, – один из главных героев русской литературы, начиная с Пушкина. Первый герой, который все понял и которому скучно, – Евгений Онегин. Он есть и у Достоевского, и у Лермонтова…
– И у героев Вампилова и Венички Ерофеева…
– Это одна из наших базовых тем и один из архетипических героев. А у Чехова такие герои есть во всех его пьесах.
– Вот цитата из Чехова: “Люди больше едят, пьют, волочатся, говорят глупости. И вот надо, чтобы это было видно на сцене. Надо создать такую пьесу, где бы люди приходили, уходили, обедали, разговаривали о погоде, играли в винт…, но не потому, что так нужно автору, а потому, что так происходит в действительной жизни”. Ваши “Три сестры” абсолютно соответствуют этой чеховской ремарке. Спектакль густонаселенный, в каждой из шести комнат “люди едят, пьют, говорят глупости.” А как построена сценография “Иванова”?
– Она тоже плотная, с подробной детализацией. Чехов хотел, чтобы герои были современниками зрителей. Мы этому принципу следуем и делаем среду максимально узнаваемой. Действие происходит буквально сегодня в каком-то провинциальном русском городе. Четыре очень типичных, базовых места действия, внутри которых вертится русский провинциальный чиновник. Типовая квартира с евроремонтом; офис с курилкой; место, где празднуется день рождения Шурочки, – русская дача с полуверандой банного типа; наконец, последнее, торжественное место – загс с зелеными стенами. Довольно душное пространство, выхода из которого нет.
– Фоном действия являются постоянно работающий телевизор, песни Баскова, стихи Асадова… Это для вас примета сегодняшнего времени или, скорее, метафора пошлости и вульгарности?
– И то, и другое. Второй акт – день рождения Шурочки. На даче слушают песни по радио “Дача” и пускают фейерверки. Со стороны это может выглядеть пародийно. Но только на сцене театра все кажется чудовищно пошлым, а когда это происходит за соседским забором, смотрится вполне органично. Мы ничего не выдумываем, мы просто смотрим, по Чехову: “Так происходит в действительной жизни”.
– Сарра – еврейка, в пьесе есть слово “жидовка” – его в пылу гнева бросает Иванов жене. Еврейская тема всегда воспринимается разными людьми по-разному. Опасная тема, так скажем. Вам не боязно было браться за такой довольно щепетильный материал?
– Еврейская тема в этой пьесе, отношение Иванова к Сарре подчеркивает пошлость и узость провинциального мышления лебедевых и всего того окружения, для которого национальность Сарры может являться каким-то раздражающим фактором.
– В спектакле занято целое созвездие прекрасных актеров. Как вам работалось с ними?
– Мы работали дружной командой. Большая часть актеров часто сотрудничают с театром Наций и уже были партнерами Миронова, Гордина, Хаматовой в других спектаклях, например, в «Сказках Пушкина» («Сказки Пушкина» – постановка Роберта Уилсона в театре Наций. – Прим. автора). Единственная актриса, первый раз вышедшая на сцену театра Наций, – Елизавета Боярская. Она блистательно влилась в команду, стала ее частью.
– Ради “Иванова” она ездит из Питера в Москву. Что вы могли предложить ей такого, чего она не встречала в работе с Львом Абрамовичем Додиным, и почему из всего многообразия московских актрис вы выбрали именно ее?
– Она ездит не только ради “Иванова”. Она играет у Гинкаса в спектакле “Леди Макбет нашего уезда”, бывает в Москве довольно часто, много снимается. Она живет на два города. Хаматова и Миронов были выбраны еще Люком Бонди. С самого начала было очевидно, что это их роли. Оба они – звезды и большие мастера. Может быть, даже не режиссерским, а продюсерским умом я подумал, что третий человек в треугольнике Сарра-Иванов-Саша должен быть равным для них партнером. А молодых актрис такого масштаба и техники, которые могут на равных существовать с Чулпан и Женей, не так много. Лиза – интересный выбор еще и потому, что она не похожа на классическую Сашу. Ее часто играют глупой, юной, наивной девушкой, очарованной Ивановым, влюбленной в него с детства, не понимающей, кто он и чем ей это грозит. А ведь Саша – личность сильная. Ее поступки мотивированы не отсутствием опыта и наивностью, а четкой жизненной позицией уже сформированного, взрослого человека. Лиза – женщина сильная, с характером, темпераментом, она совершенно не похожа на наивную семнадцатилетнюю дурочку.
– То, что Евгений Миронов – не просто актер, но и руководитель театра, в котором вы работали, – влияло на ваши взаимоотношения, или это никак не сказывалось на творчестве?
– Никак. Входя в репетиционный зал, он перестает быть худруком. Он фанатичный актер, блистательный на площадке. Он любит заниматься конструированием роли. В театре Наций нет своей труппы. Театр существует на контрактной основе. Кого хочешь, того и набирай. Это дает много преимуществ, но всегда есть обратная сторона медали. Когда актеры приходят из разных театров, из разных эстетик, сложно соединить их в убедительный ансамбль. Мне кажется, это нам удалось, в нашем “Иванове” все играли в одну игру, в один театр. Я считаю это нашей общей большой победой.
– Я помню мхатовский “Иванов” Ефремова со Смоктуновским и Татьяной Васильевой, помню ленкомовский “Иванов” Марка Захарова, где солировали Леонов и Чурикова. Вы смотрели эти спектакли?
– Я внимательно смотрел запись спектакля Ефремова. Полной ленкомовской записи не было. Видел блистательного “Иванова” Тамаша Ашера. (Тимофей Кулябин говорит о спектакле будапештского театра имени Йожефа Катоны. В Москве спектакль был показан 14 и15 июня 2008 года на сцене театра имени Пушкина.– Прим. автора.) Это лучший “Иванов”, на мой взгляд, он гораздо точнее всех, гораздо современнее. Он произвел на меня впечатление своей собранностью. А спектакль Ефремова – это совсем другая эпоха, другие правила актерской игры, он очень далек от меня, хотя там прекрасно работают выдающиеся актеры. Но я не знаю, кто эти люди. Я их не встречал в жизни. Сегодня они смотрятся ну совсем уже театральными героями. Вообще же опыт – это очень важно. Я не делаю вид, что пьесу никто до меня никогда не ставил и всегда на начальном этапе работы стараюсь как можно подробнее изучить, кто, как и зачем брался за нее.
– Свои спектакли вы смотрите после премьеры? Когда, например, вы видели “Иванова” последний раз?
– На гастролях в Минске. У себя в “Красном факеле” стараюсь посмотреть один спектакль хотя бы несколько раз в сезон. Те, которые посвежее, смотрю чаще. В театре Наций, когда ставил второй спектакль – “#сонетышекспира”, следил за первым, “Электрой”, а когда ставил “Иванова”, старался зайти на первый и на второй. Если есть такая возможность, я стараюсь это делать, безусловно. Физически не всегда это получается.
“Другая, новая форма рождения слова”
– Ваша последняя премьера – спектакль “Am Kältehol – Erzählungen aus dem Gulag“ по “Колымским рассказам” Шаламова в Резиденц-театре в Мюнхене. Вы довольны результатом?
– По-моему, спектакль получился. Я видел только премьеру, к сожалению. Премьера прошла успешно. Важно, что такая сложная тема, как сталинский лагерь, не оказалась пространной экзотикой или сугубо политической историей. Разговор в спектакле об ужасе расчеловечения, о том, что этот механизм, к сожалению, существует и запустить его не так сложно. В этом спектакле рассказы не инсценируются – они читаются от начала до конца ровно в том виде, в каком написаны. Нам очень повезло: не так давно был сделан новый, прекрасный перевод на немецкий язык. Переводчица Габриэла Лойпольд и издатель были на премьере и остались довольны. Мы пытались найти адекватный театральный язык языку литературному, и мне кажется, это удалось.
– Как идет работа над вашим новым немецкоязычным проектом – спектаклем “Нора, или Кукольный дом” Ибсена в Шаушпильхаус в Цюрихе? Ведь тут возникают прямые параллели между Чеховым и Ибсеном…
– Конечно, Ибсен очень близок Чехову. В спектакле довольно хитрый прием в работе с текстом, в чем-то напоминающий взаимоотношения текста и зрителя в “Трех сестрах”. Не буду открывать все секреты – скажу только, что актеры не будут произносить текст и что это другая, новая форма рождения слова.
– Я до сих пор под впечатлением от ваших “Трех сестер”. Спектакль абсолютно гениальный, опрокидывающий все привычные представления, завораживающий, необычный. Настоящее культурное событие! Огромное спасибо вам и телекомпании “Гамма”. Спектакль на языке жестов останется разовым экспериментом или в будущем вы готовы продолжить работать в этом направлении?
– Я не думаю, что такой повтор имеет перспективу. До премьеры многим казалось, что такой прием вообще может сработать полчаса, один акт спектакля, но у нас в результате – четыре огромных акта, четыре с половиной часа сценического действия. Большая дистанция, на которой, как мне кажется, все возможности приема показаны и раскрыты. Спектакль есть, он идет успешно – и не только в Новосибирске. Сейчас мы его играем на выезде гораздо чаще. Были большие гастроли во Франции, скоро мы сыграем “Трех сестер” на Международном театральном фестивале в Сибиу (Румыния), потом – Афины, “Золотая маска” в Прибалтике, Цюрих, Женева, Берлин. Пусть он живет дома, ездит по миру и демонстрирует свои возможности.
– Возвращаясь к Ибсену. В Чикаго, в Гудман-театре недавно поставили спектакль “Враг народа”. Режиссер так актуализировал и без того актуальную пьесу, что она звучала так, как будто была написана вчера. А как сегодня звучит “Нора”? Ибсен ведь очень многословен…
– Мы взяли последний перевод, современный, адаптированный. Это правильная работа, когда тексты адаптируются. Без современного перевода нельзя. Иначе люди в современных одеждах будут разговаривать языком XIX века. В России Ибсена привыкли читать и ставить в старых переводах, которые сейчас тяжело читать. Но вот недавно Ольга Дробот перевела несколько пьес Ибсена, убрав архаизмы языка. В немецкоязычном театре гораздо более развитая традиция адаптаций, там-то как раз не проблема – найти современный перевод, тем более, такой пьесы, как “Нора”. Сейчас вовсю идет работа над спектаклем. Премьера намечена на 16 ноября.
“Мы в хорошей компании”
– Премьера “Иванова” состоялась 23 декабря 2016 года. Спектакль, который увидит нью-йоркский зритель в июне, будет таким же, как в Москве?
– Специальных изменений мы вносить не будем. Но в Нью-Йорке у нас очень большая площадка, зал на две с половиной тысячи мест. А в Театре наций зрительный зал на пятьсот мест, компактный и уютный. Вся глубина декораций – три метра максимум. Спектакль происходит на авансцене, очень близко к зрителю. Я не знаю, как удаленность от сцены повлияет на восприятие зрителей в Нью-Йорке. Но опыт у нас есть – в Минске и Таллине мы успешно играли в больших залах, так что я не особенно беспокоюсь.
– В разные годы на фестивале “Вишневый сад” мы видели многие замечательные спектакли: “Евгений Онегин”, “Улыбнись мне, Господи” и “Дядя Ваня” Московского театра Вахтангова, “Рассказы Шукшина” театра Наций и “Бродский/Барышников” Нового рижского театра в постановке Алвиса Херманиса. Начинался фестиваль со спектакля “Казанова” с участием Ингеборги Дапкунайте и Джона Малковича. Фестиваль привлекает огромное количество людей со всей Америки. А для вас важен фон происходящего? Приезжая на фестиваль, вы интересуетесь, кто был до вас, кто рядом?
– Конечно. Всегда интересно понять, в каком контексте нас смотрят. Судя по нашим предшественникам, мы в хорошей компании. Надеюсь на благосклонность искушенной нью-йоркской публики!
– Если вам в Нью-Йорке предложат какой-то безумный проект – например, поставить мюзикл, – согласитесь? Хотели бы поработать в Америке?
– Наверно, хотел бы. Вопрос, в каком жанре и в качестве кого. Мюзиклы – все-таки это отдельная культура, в том числе постановочная, со своими, определенными, жесткими правилами игры. Это не совсем режиссерский театр. Я не уверен, что я нужен мюзиклу. Но если уж мы говорим о музыке, в Нью-Йорке есть удивительно современно развивающаяся Метрополитен-опера. Это театр, которому интересен разговор с оперным жанром на сегодняшнем театральном языке. Вот МЕТ – это очень круто.
– Удачного дебюта, Тимофей! До встречи в Нью-Йорке!
Nota bene! Гастроли Московского театра Наций со спектаклем “Иванов” пройдут с 14 по 17 июня 2018 года в Нью-Йорке, в помещении New York City Center (131 W 55th St, New York, NY, 10019, 212-581-1212, www.nycitycenter.org). Билеты – на сайте Международного фестиваля искусств “Вишневый сад” http://www.cherryorchardfestival.org/. Подробности о спектакле – на сайте http://theatreofnations.ru/.
