13 мая в Чикаго приезжают Татьяна Васильева и Станислав Садальский с феерической комедией «Голая правда. Продолжение». Нам удалось созвониться со Станиславом Садальским и задать ему вопросы, которые интересуют всех.
– Станислав, нам бы хотелось, чтобы вы открыли секрет: «Голая правда. Продолжение» – что это такое?
– Рассказывать о спектакле это неблагодарное и неблагородное дело. Мы хотим вам показать, что такое система Станиславского. Чем сильны итальянцы? Оперой. Чем сильны французы? Балетом. Чем силен русский театр? Своей школой, которой занимаются все артисты мира – Италии, Англии, Франции. Голливуд воспитан на русской системе – Мэрилин Монро, Грегори Пек, Энтони Куинн – они учились у Михаила Чехова, ученика Станиславского. Мы, ученики учеников Станиславского, покажем, что такое русская школа актерской игры. В нашем спектакле многие жанры. В нем есть все, как в винегрете – свекла, морковка, горошек. Скучно не будет!
– Интересно было бы знать, кому принадлежит идея этой постановки. Те, кто был на этом спектакле, утверждают, что он не похож ни на какие другие.
– Это правда. Есть такая история, когда знаменитые старухи в Малом театре обсуждали, как это спать с мужчиной. Яблочкина была известной девственницей и удивлялась: «И все это без наркоза?!»
Так что о чем здесь говорить, все идеи носятся в воздухе. Например, сейчас «Оскар» получила интересная картина «Форма воды», но я не люблю нашу озвучку, когда ее делают немножко бездарно. Этот фильм – американская копия «Человека-амфибии», но мне кажется, что наш фильм все-таки был круче. Повторюсь – все идеи носятся в воздухе, поэтому неважно, кто придумывает – Буцькин или Пуцькин.
– Хорошо, тогда будем говорить о конкретных людях. Каким образом сформировался дуэт для этого спектакля – Садальский-Васильева? Почему вы выбрали именно ее или она именно вас?
– Вы знаете, очень тяжело. Мы в принципе люди с ней несовместимые. Несколько раз начинали вместе работать, разругались со скандалом, у нас ничего не получалось. И вот третий раз на этой работе мы сцепились так, что нас не разорвать. Были с этим спектаклем в Лондоне, Германии, Чехии, Словении. Сейчас получили даже в Африку приглашение, зовет русская колония в Кению. И везде у нас по нескольку спектаклей. И у нас он никогда не повторяется, все время разный.
– Могу согласиться, что и вы, и Татьяна Васильева уже классики. Но все-таки в «Голой правде» вы нарушаете все границы театральных жанров. Волновались перед премьерой или вы были полностью уверены, что и зрители, и критики его полюбят сразу?
– Только идиоты бывают абсолютно уверены. У нас первый спектакль был абсолютно провальный, не было сцепок. Как известно, где-то на десятый спектакль приглашают критиков. Мы были абсолютно не уверены. Когда артист выходит и нагло говорит текст, мне это абсолютно не нравится. Мне нравится актер, который сомневается. Сомнение идет на пользу. Мы играем так, как нас учил великий Станиславский. Есть разные системы – Стрелера, Михаила Чехова, Мейерхольда – от внешнего к внутреннему. Но мы играем “от сердца в сердце белая ниточка, а вытащить красную, окрасить своей кровью” – от внутреннего к внешнему. Я, наверное, нервно и непонятно говорю, но искренне.
– Спектакль, как мы знаем, интерактивный, зрители могут задавать вопросы. Часто ли задают такие вопросы, на которые просто не хотелось бы отвечать?
– Нет, у меня абсолютно нет никаких секретов, я открыт. Мы воспитаны так: нельзя рассказывать про личную жизнь. Актер занимается только творчеством, а вот сейчас актрисы разрушают это правило. На прошлой неделе показывали Раю Рязанову, она рассказывает, как в 21 год лишилась девственности, как сомневалась тогда. Другая артистка рассказывает, как во время съемок ее тормошили, насиловали. Это противно. Грета Гарбо, величайшая актриса, если приходила в публичное место, даже не могла пойти в туалет, терпела, чтобы не дай бог не подумали, что она так же, как другие женщины, ходит в туалет. Сейчас разрушается миф актеров, они иногда ведут себя недостойно. Мне просто печально и неприятно на это смотреть.
– На мой взгляд, это уже мировая тенденция. Вы видите, что происходит в Голливуде. Актрисы, которые собирали полные залы и для многих являются кумирами, выходят и говорят, что актеры или продюсеры, которые, в свою очередь, тоже были кумирами и где-то за облаками витали, оказывается, надругались над кем-то, приставали к кому-то. И на наших глазах этот красивый дворец, ярко сверкающий, теперь по частям разрушается.
– Я думаю, что это еще и от необразованности. Выходит и рассказывает, кому она дала. Или другая рассказывает, какая они с мужем образцовая семья, знают, что оба рогоносцы. «Нельзя в грязной обуви входить в искусство», – говорил Станиславский. У меня кроме омерзения это ничего не вызывает. Поэтому нет такого обожания перед актрисами, как было в прошлом столетии.
– К большому сожалению. Возвратимся к вашей работе. Знаем, что отработать спектакль – это тяжелая работа. Отработать интерактивный спектакль – забирает еще больше сил. Хотелось бы знать, как вы восстанавливаетесь, чтобы на следующий день, особенно когда идет тур, снова выйти на сцену бодрым, сияющим, с горящими глазами и улыбкой.
– Я с вами не согласен, это не тяжело, меня это радует. Я как старая цирковая лошадь, которая стоит в стойле, но ее в цирке оставили потому, что она когда-то блистала. И играют марш Дунаевского, и лошадь начинает бить копытом. Для меня это радость. Другое дело, что это очень тяжело, когда мы в репетициях, а на сцене этого не должно быть видно. Когда артисту на сцене тяжело, хочется дать ему сто долларов и сказать: «Иди отдыхай». Должна быть легкость.
После спектаклей мы с Таней выпиваем пару рюмок текилы, любим этот напиток. Разбавляем свежевыжатым лимонным соком: полрюмки сока и полрюмки текилы. Утром и вечером пью разбавленную соду, это хорошо восстанавливает силы.
– Вы снялись в большом количестве замечательных фильмов, сыграли во многих спектаклях, вы известны и популярны. Можете на сегодняшний день сказать, что все ваши мечты, как актера, сбылись?
– Нет, конечно. У меня есть силы, но сейчас все решают не режиссеры, а продюсеры. Они думают я – неуправляемый. А я управляемый (смеется, – Ред.). Как одна проститутка сказала: «Все хотят побыстрее и задаром». Сейчас берут самодеятельность, а не профессионалов. Если бы роль была стоящая, я бы и бесплатно был готов сыграть, для меня деньги вообще ничто. Актерская профессия одна из немногих, где маленькое значение придается деньгам, а большее – хорошо сделанной работе. Я очень хочу работать, а работы нет. Сначала переживал это, но потом вспомнил, как на заре туманной юности с подобной ситуацией сталкивались Фаина Раневская, Грибов, Массальский. Надо смириться. Но я не живу прошлым. Как говорил классик: «В карете прошлого далеко не уедешь». И для меня счастье выйти к русскому зрителю, и мы будем работать как последний раз. Мы себя не жалеем, мы рвем и получаем наслаждение.
– Еще один вопрос о «Голой правде». Сейчас это «Голая правда. Продолжение». Значит ли, что те люди, которые были в прошлый ваш приезд, увидят в этот раз что-то новое и услышат что-то абсолютно неизвестное для них?
– Ни один наш спектакль не повторяется, все они абсолютно разные. Есть одна линия, скелет, но то, что мы нанизываем на этот скелет – другое – одежда, кровь, нервы.
Одна из моих любимых актрис прошлого века, Стариковская, говорила: «Давно не говорят, что я бл*дь, теряю популярность». Поэтому хорошо, когда говорят. Хуже, когда не говорят. Но про нас говорят, говорили и будут говорить, чему я очень рад.
Я всех люблю, кто говорит по-русски и кто к нам придет.