Новый, сто двадцать восьмой сезон Чикагского симфонического оркестра (далее – ЧСО) откроется 21 сентября Симфониеттой С.Прокофьева (первое исполнение ЧСО) и Тринадцатой (“Бабий Яр”) симфонией Д.Шостаковича для солиста (А.Тихомиров), хора басов и оркестра на стихи Е.Евтушенко. Программа повторяется 22 и 25 сентября.
Русская музыка в Симфоническом центре продолжит звучать и во второй программе ЧСО 27-29 сентября. Мы услышим симфоническую сюиту “Шехерезада” Н.Римского-Корсакова.
20 сентября в парке “Миллениум” состоится грандиозный бесплатный “Concert for Chicago” двух оркестров: ЧСО и Civic Orchestra. Среди произведений – торжественная увертюра “1812 год” П.Чайковского.
Всеми концертами дирижирует музыкальный руководитель ЧСО Риккардо Мути. На прошлой неделе мне посчастливилось взять интервью у маэстро. Полная версия нашей беседы будет опубликована в ближайших выпусках газеты “Реклама”. А пока – фрагмент, касающийся предстоящего парада русской музыки. Я спросил у маэстро, почему он решил открыть новый сезон редко исполняемыми произведениями русских композиторов. Риккардо Мути начал с Шостаковича.
– Тринадцатая симфония Шостаковича дорога моему сердцу. Как известно, она была написана в 1962 году на стихи Евгения Евтушенко и посвящена трагедии массового уничтожения евреев в Бабьем Яру в Киеве. В СССР Симфония была запрещена, но тогдашний художественный руководитель Ла Скала Франческо Сичилиани смог секретным образом получить из Москвы микрофильм с партитурой. Он заказал перевод текста на итальянский язык. Я был первым дирижером в Западной Европе, кому посчастливилось дирижировать Симфонией. Концерт в Риме 31 января 1970 года прошел с огромным успехом. Магнитофонная запись исполнения была послана в Москву Шостаковичу. Ему понравился концерт, он был счастлив услышать стихи Евтушенко на итальянском языке. Всю жизнь эта запись хранилась у него в библиотеке. Теперь она у меня. Ирина, вдова Шостаковича, сделала мне такой подарок, переслала оригинал. Она приезжает в Чикаго, будет почетным гостем открытия сезона… Симфония исполнялась в Италии в очень тяжелое время после “революции” молодых шестьдесят восьмого года, когда Советский Союз еще был весьма силен. Атмосфера в Европе и мире была совсем не мирной. Дирижирование Симфонией было делом непростым. Я был очень тронут мощным воздействием музыки и особенно стихов Евтушенко на итальянское общество. Музыка Шостаковича – абсолютный шедевр! Композитор смог воссоздать атмосферу террора и страха, которые царили в те времена в Советском Союзе. Я исполняю эту Симфонию в первой программе нового сезона ЧСО, потому что Чикаго – важнейший мировой культурный центр с потрясающим оркестром. Музыканты – посланцы мира, красоты, братства. Музыканты против насилия и террора. Музыкантам нужны свобода и любовь. В момент, когда весь мир находится в трагической ситуации – посмотрите, что происходит в Сирии, Ливии, других странах, – стихи Евтушенко звучат на редкость актуально. Конечно, стихи посвящены евреям – жертвам насилия в Бабьем Яру. Но в такой же степени они адресованы всем людям на земле. Послание Симфонии понятно – остановить войны и насилие!.. В первой части программы впервые в Чикаго прозвучит также Симфониетта Прокофьева. Как вы знаете, одним из моих друзей в начале музыкальной карьеры был Святослав Рихтер – гениальный пианист и великий музыкант, первый солист, который выступил со мной во Флоренции еще до того, как я стал руководителем Флорентийского музыкального фестиваля (Maggio Musicale Fiorentino). Мы много раз вместе музицировали. Как-то за ужином я сказал ему: “Слава, я бы хотел исполнить Первую (“Классическую”) симфонию Прокофьева”. (Кстати, позднее я записал дважды эту Симфонию: с Венским филармоническим и Филадельфийским симфоническим оркестрами.) Рихтер отреагировал неожиданно: “Возьмите Симфониетту Прокофьева. Она гораздо интереснее, чем его Первая симфония. Настоящий шедевр”. Я не знал ни одной ноты Симфониетты. В Вене взял партитуру и сразу влюбился в эту фантастическую, гениальную музыку. Оркестры чаще исполняют симфонии Прокофьева, чем это замечательное произведение, написанное для камерного оркестра. Я записал Симфониетту и ораторию “Иван Грозный” Прокофьева в Лондоне с оркестром “Филармония” на студии EMI. Сегодня я счастлив впервые представить замечательное и малоизвестное произведение русского композитора слушателям в Чикаго… “Шехерезада” Римского-Корсакова – произведение известное. Много раз оно исполнялось, но всегда с многократно преувеличенными эмоциями, ложными сантиментами, и т.д. Я попробую исполнить “Шехерезаду” так, как задумал композитор. Это прекрасное сочинение большого специалиста в симфонической музыке. Не случайно ведь многие великие композиторы XX века были учениками Римского-Корсакова…
– У вас длинная история взаимоотношений с русской музыкой…
– О, да. В начале моей музыкальной карьеры я часто исполнял Чайковского, Рахманинова… Я записал все симфонии Чайковского, включая “Манфред”, с лондонским оркестром “Филармония” и позднее с Филадельфийским симфоническим оркестром, когда я был его музыкальным руководителем. Как вы знаете, я исполнял все симфонии Чайковского в Чикаго с Чикагским симфоническим оркестром. Чайковский не только великий композитор. У него всегда замечательные оркестровки. Мы можем найти ошибки в оркестровке даже у самых лучших композиторов прошлого. Например, Малер пытался корректировать оркестровки симфоний Шумана. В этом отношении оркестровки Чайковского идеальны. Чайковский – абсолютный мастер оркестровки!
Еще один рассказ о Тринадцатой симфонии Д.Шостаковича. В 2004 году мне посчастливилось несколько раз встретиться и пообщаться с великим музыкантом XX века Мстиславом Ростроповичем. Он приезжал в Чикаго и дирижировал двумя программами ЧСО. Тогда в газете “Chicago Review” я опубликовал сокращенную версию его рассказа о том, как партитура Тринадцатой симфонии оказалась в руках Юджина Орманди – тогдашнего главного дирижера Филадельфийского симфонического оркестра. Сегодня я впервые публикую полную версию рассказа Ростроповича. Но сначала – несколько слов о том, что предшествовало этим событиям.
В марте 1962 года Шостакович попал в больницу, и там он прочел стихотворение Евгения Евтушенко “Бабий яр”, опубликованное в “Литературной газете”. Шостакович был потрясен – впервые громко, на всю страну прозвучала кровоточащая тема антисемитизма! Шостакович загорелся идеей написать произведение о свободе и неистребимости человеческого духа, противостоящего насилию, о достоинстве человека. Он прямо на больничной койке сочинил монолог-реквием для баса и хора мужских голосов с оркестром на стихи “Бабьего яра”.
Весть о союзе Шостаковича и Евтушенко мгновенно облетела Москву и заставила подозрительно затаиться власть предержащих. В воздухе повисла напряженность наподобие той, что проступила вскоре в самой музыке Тринадцатой симфонии, в мрачной мелодии хора: “Умирают в России страхи, словно призраки прежних дней” (IV часть “Страхи”). Музыка вступала в противоречие со словами, утверждая, что страхи еще долго не умрут. И атмосфера нарастающей сенсации вокруг готовящейся премьеры новой симфонии Шостаковича подтверждала это. Мстислав Леопольдович рассказывает:
“С Тринадцатой симфонией связано было много всего. Уже с первым исполнением были проблемы. В Симфонии несколько частей, но обратили внимание на часть “Бабий Яр”. Там должен быть бас. Шостакович обратился к своему другу, киевскому певцу Борису Гмыре. Однако Гмыря ему честно сказал: “Вы знаете, Дмитрий Дмитриевич, мне это не разрешили петь”. Шостакович мне рассказал об этом, и я ему сказал: ”Знаете что, поручите это мне, я вам буду искать певца, но для этой цели вы мне дайте партитуру, чтобы я мог познакомить певца с этой музыкой.” Я взял партитуру и позвонил тому певцу, который, как мне казалось, мог это сделать. Это был Александр Ведерников – отец будущего директора Большого театра. Я его позвал к себе и показал произведение. Ему очень понравилось, но дело в том, что он был большим другом людей, которые не любили Шостаковича. Он мне сказал, что через две недели даст ответ. Через три недели позвонил и отказался. Тогда Галя (Галина Вишневская – жена Ростроповича. – Прим. автора.) сказала: “Знаешь, в Большом театре есть хороший бас Нечипайло”. Он не был так знаменит, как, скажем, Ваня Петров или Огнивцев. Он был скромный бас с хорошим голосом. Я его позвал домой, сыграл эту музыку. Он пришел в дикий восторг и сказал: “Я буду это петь”. Хорошо. Замечательно. Он выучил свою партию, но буквально за несколько дней до первого исполнения его вызвала дирекция Большого театра, и ему сказали: “Мы должны заменить спектакль. У нас заболел певец. Никто, кроме тебя, петь не сможет. Если ты не сможешь, то автоматически увольняешься из Большого театра”. Он почти плакал. Нам все стало ясно. Поэтому на первом исполнении пел никому не известный студент консерватории Виталий Громадский. К Шостаковичу ходили некоторые композиторы и “нашептывали” ему снять Тринадцатую симфонию. Причем, известные композиторы. “Митя, ты должен снять это сам, зачем тебе эти неприятности?” Шостакович отказался. Очень твердую позицию занял дирижер Кирилл Кондрашин… (Руководитель оркестра Московской филармонии К.Кондрашин стал одним из триумфаторов первого исполнения Тринадцатой симфонии. Через два года он повторил свой триумф на премьере вокально-симфонической поэмы “Казнь Степана Разина” Шостаковича – Евтушенко в Москве в декабре 1964 года, совпавшей с отстранением от власти Н.Хрущева. – Прим. автора.) Премьера Тринадцатой симфонии состоялась. Это была победа. (Галина Вишневская в своей книге “Галина” так и написала об этом: “Это была большая победа искусства над политикой и идеологией партии.” – Прим. автора.) А потом на исполнение Симфонии был наложен тайный запрет. Я решил, что должен что-то сделать, и сделал фотокопии партитуры. Получился микрофильм. Но… там не хватало, я помню, сорок второй страницы, и я должен был объяснить Шостаковичу, почему мне нужна именно сорок вторая страница и ничего больше. Он мне дал нужную страницу, я положил ее в чемодан и поехал на гастроли. До Америки у меня была остановка в Париже. Я попросил моего секретаря Нину Апрелеву послать Юджину Орманди этот фильм. Мы были друзьями, записали с ним пластинку. Он и с Шостаковичем был знаком. Я в Америке играл Первый концерт для виолончели с оркестром Шостаковича, и Д.Д. приехал вместе со мной в Филадельфию. Так что мы с Орманди давно знали друг друга, и поэтому я решил передать ему партитуру. Он ее получил и не только исполнил, но и записал. В Москве поднялся такой переполох! Откуда это могло быть? Как это могло попасть к Орманди? А у меня тогда начались неприятности. У меня стал жить Солженицын, меня стали прижимать. До этого я был вне подозрений, а потом все началось. Я дал знать Орманди, что мне совершенно необходимо иметь ту копию, которую я ему послал. Но не мне лично, а по тому адресу, по которому он ее получил. Я боялся провозить ее сам. И Нина получила копию от Орманди. Я взял ее с собой, когда возвращался из Франции. Целый детектив!.. Это была моя последняя поездка за границу до отъезда. Они (всякому, жившему при Советской власти, не надо объяснять значение этого местоимения. За ним скрывалось все самое ненавистное любому порядочному человеку. Они – это чекисты, осведомители, стукачи, они – это Партия и Государство, они – это весь репрессивный советский аппарат. Было четкое разделение на “мы” и “они”, то есть на “свои” и “чужие”. – Прим. автора.) меня обыскивали долго. Спросили только: “А это что?” “Да это ноты,” – говорю. Они же не понимают, что за ноты. Вдруг “Чижик-пыжик” я везу?.. Вот так я привез копию партитуры обратно. Я очень горд этим и счастлив, что совершил такое преступление перед Советской властью”.
Премьера Тринадцатой симфонии состоялась 18 декабря 1962 года в переполненном до предела зале Московской консерватории. 20 декабря 1962 года Симфония была исполнена в Москве во второй раз. В Минске ее тоже сыграли дважды – в начале 1963 года. В конце 1965 года два концерта прошли в Горьком. Симфонию исполнил местный симфонический оркестр под управлением Израиля Гусмана. Присутствовали и композитор, и поэт. В январе 1966 года исполнение Симфонии состоялось в Новосибирске, летом 1966 года – в Ленинграде. А потом на Симфонию был наложен негласный запрет…
Всю жизнь Шостакович сохранял к Тринадцатой симфонии особую привязанность. Он присутствовал почти на всех ее первых исполнениях, интересовался интерпретациями, следил за рецензиями и всегда подчеркивал, что у него в календаре две важные даты: 12 мая – день, когда впервые была исполнена его Первая симфония, и 20 июля – дата окончания Тринадцатой.
Американская премьера Тринадцатой симфонии состоялась 16 января 1970 года в Филадельфии. Филадельфийским симфоническим оркестром дирижировал Юджин Орманди.
Первое исполнение Тринадцатой симфонии в Чикаго состоялось в марте 1979 года. ЧСО дирижировал Г.Рождественский (солист – А.Вокетайтис). В 1999 году Симфонию исполнил ЧСО под управлением М.Ростроповича (солист – С.Алексашкин). Последний раз ЧСО исполнял Симфонию в 2006 году на Музыкальном фестивале в Равинии. Дирижировал Дж.Конлон (солист – Н.Форд).
Единственная запись Симфонии ЧСО была сделана в Лондоне в 1995 году. Дирижер – сэр Г.Шолти (солист – С.Алексашкин).
PS. 18 и 19 сентября примерно в 1.30 pm (чуть раньше-чуть позже) на волне “Реклама-радио” (1240 АМ, Чикаго) в моей программе “Свободный стиль” – слушайте вторую часть цикла “Шостакович. Бабий Яр”, посвященного истории создания Тринадцатой симфонии композитора. Присоединяйтесь!
Nota bene! Абонементы и одиночные билеты на все концерты Чикагского симфонического центра сезона 2018-19 годов можно приобрести на сайте www.cso.org, по телефону 312-294-3000, по почте или в кассе по адресу: 220 South Michigan Ave., Chicago, Il 60604.
Интереснейшее, глубокое по содержанию интервью! Спасибо, дорогой Сергей!