2, 4 и 6 апреля в Иллинойском университете в Урбане-Шампейне (University of Illinois Urbana-Champaign) состоится мировая академическая премьера оперы Ильи Демуцкого “Черный квадрат” (“Black Square”). Об истории создания оперы и ассоциациях с сегодняшним временем рассказывает один из авторов либретто, дизайнер по костюмам будущего спектакля, профессор, соруководитель кафедры костюмного дизайна театрального факультета университета Ольга Маслова.
Началось все в 2015 году. Партитура оперы была заказана нью-йоркским театром “New Opera NYC”, его руководителем Игорем Конюховым и продюсером Надей Артман. Игорь был автором идеи. Илья Демуцкий сразу ею заинтересовался. В некотором смысле “мою кашу заварила” руководительница Чикагского оперного театра Лидия Янковская, познакомив меня с Игорем. Это было буквально за два дня до моего переезда из Нью-Йорка в Шампейн. Я начала писать “Черный квадрат” с первого дня моего пребывания здесь. Получился длинный процесс продолжительностью в девять лет… Соавторами либретто выступили мы с Игорем. Мы задумали создать современную реинкарнацию оперы Матюшина “Победа над Солнцем”.
Вы как раз предвосхитили мой вопрос, насколько ваша опера вызывает ассоциации с оперой 2013 года “Победа над Солнцем” по поэме Алексея Крученых. Так называемая “заумная” опера А.Крученых (текст) и М.Матюшина (музыка) с прологом В.Хлебникова была поставлена 3 и 5 декабря 1913 года объединением “Союз художников” в театре “Луна-парк” в Санкт-Петербурге. От лица авторов оперы в начале спектакля с чтением хлебниковского пролога выступал Крученых. Актеры были набраны из числа студентов-любителей, и, как было написано в рецензии в Первом журнале русских футуристов (1914 год), “только две главные партии в опере были исполнены опытными певцами”…
Именно так. Изначально “Победа над Солнцем” была хулиганской выходкой. Игра на расстроенном рояле, и так далее… В той опере первый раз появился “Черный квадрат”. Нам показалось интересным использовать абсурдистское стихотворение, непонятный, странный, поэтический язык и наложить его на более-менее линейную историю. Зритель слушает звуковую какофонию, а его мозг и глаз следят за тем, что происходит на сцене подобно тому, как дети смотрят мультфильмы на непонятном языке. Мы стали работать, сочинять примерно по двадцать часов в неделю. Постепенно стала вырисовываться сюжетная линия, опера превратилась в двухактную. В 2017 году, во время симпозиума, посвященного столетию революции, в университете состоялся воркшоп первого акта. Изначально опера была написана для двух роялей. Я была режиссером. После этого в ноябре 2018 года в Москве, в помещении музея Новая Третьяковка, состоялась премьера двухактного варианта оперы. Наконец, в апреле в нашем университете пройдет долгожданная мировая академическая премьера оперы с полным оркестром.
Давайте поясним для читателей, что значит академическая премьера?
В американской культуре есть такое деликатное разделение. Для того, чтобы не забирать лавры мировой премьеры у оперных театров, университетам дается право на мировую академическую премьеру. Современные оперы очень часто (почти всегда) пробуются где-то в университетах. Университет может выделить довольно хороший бюджет, силы на полноценную постановку. Наша будущая постановка является полноценной мировой академической премьерой. Она ставится на огромной сцене нашего театра (около тысячи мест). Работают только профессионалы. Композитором и его командой была создана новая — оркестровая — редакция оперы. Я выступаю в роли дизайнера по костюмам. Изучаю, так сказать, своих персонажей с другой стороны. Заняты в спектакле студенты. У нас будет профессиональная запись, которую мы обязательно вышлем в оперные театры. Уже есть планы на будущую премьеру, уже снимаются эпизоды будущего документального фильма.
Расскажите, пожалуйста, содержание оперы.
Первое действие происходит в некотором придуманном государстве, которое отдаленно напоминает сложный, насыщенный мир начала XX века, перед революцией и Первой мировой войной. Случайно происходят определенные события, как это бывало всегда перед войнами и революциями. Некоторая прослойка народа считает, что надо убить… Солнце. Логики в этом нет, но ведь надо кого-то объявить врагом и убить! В нашем случае врагом объявлено Солнце. Солнце убивают. Простота, обыденность, безнаказанность зла и неожиданность катаклизмов совершенно ужасающие. Первый акт заканчивается телефонным звонком. (Так же, как заканчивается поэма “Победа над Солнцем”.) “А, убили Солнце. Спасибо большое. Передам.” После этого, как после любого большого события, наступают некие последствия… Нам было интересно поиграть с тем, какой мир становится после этого. В нашем спектакле наступает антиутопия (или утопия), цель которой — осчастливить всех. Это немного напоминает то, что происходило после революции. А как сделать счастье для всех? Забыть про несчастья!.. Я не буду рассказывать, как выглядит мир без Солнца во втором акте. Каждый придет и посмотрит сам. Это ни на что не похоже.
Реальность сегодня настолько страшна, что любая антиутопия блекнет на ее фоне.
Я свое вдохновение черпаю в новостях. В моей будущей опере — она пока в работе — есть танцующая пентаграмма. Я ее вытащила из новостей… Мы о некоторых вещах сначала написали, а потом они материализовались. Проявляются самые дикие вещи, о которых мы написали. Абсолютный сюр… Поскольку мы начали с языка, с экспериментов Крученых, Хлебникова, Хармса, обэриутов, нам было интересно посмотреть, как современный язык выражает психологическое состояние общества. Я имею в виду тогда только появившийся язык фейсбука, все эти аббревиатуры типа “LOL”. Язык, где огромное количество фраз опускается. Хотелось поиграть с языком и его смыслами. С аббревиацией слов приходит аббревиация чувств. Вот это была наша идея — поэкспериментировать с языком, посмотреть, как куски “заума” ложатся на современную почву. Языковой эксперимент мы наложили на трогательную историю, где влюбленные теряют, а потом находят друг друга. Интересно было изучить поведение общества, как оно объединяется вокруг новых ценностей. О дивный новый мир — это не принудительный мир Сталина или Ким Чен Ира, а добровольная сдача воли. Интересно было сочинять оперу, когда избирали Трампа и почти половина населения голосовала за него просто так, “за красоту”.
В ноябре 2018 года была аналогия с Трампом, но еще не было такой прямой аналогии с Путиным и российской властью. 24 февраля 2022 года Россия вторглась в Украину, начала широкомасштабную войну. Через два года войны, после убийства Навального опера приобретает новую актуальность. Как там у Высоцкого: “Да это ж про меня! Про нас про всех — какие, к черту, волки!”
Мы исследовали психологию общества, когда оно добровольно следует за лидером. В опере лидер назван The Beautiful One. Он харизматичен. Абсолютный социопат, смоделирован по примеру лидера определенного культа Буддафилд, который ходил в золотых плавках Спидо и выбирал себе людей только по красоте. В общественном сознании ценности становятся другими, и люди сами готовы идти туда, куда укажет The Beautiful One… Мы сочиняли оперу, наблюдая за развитием общества, а сейчас можно делать выводы. Уже на первой премьере в 2018 году прослеживалась аналогия с современным состоянием сознания, где собственный комфорт оказывается важнее катаклизмов и происходящих рядом убийств. Убийства нас не касаются, а комфорт касается. Происходит отключение моральных факторов во имя собственного благополучия. В нашем спектакле в результате беспорядков власть остается такой же. В сценографии показано, что еще больше становится грязи, мусора, что вся красота — по верхам. Позолоченный навоз.
Меня интересует неожиданная перемена в общественном сознании, где то, что еще вчера было абсолютно недопустимо, через четыре дня вдруг оказывается нормой. Вчерашние друзья неожиданно превращаются во врагов, и все становится с ног на голову. А потом говорится, что вот это сейчас — норма, и все остальные пытаются подстроиться под эту новую норму. Как и почему общество себе добровольно выбирает новую норму и как оно с этим живет — эти вопросы мы ставим в “Черном квадрате”. Мы не писали оперу о политике. Нам было интереснее разобраться, что происходит у человека в голове.
Вы родились и выросли в Харькове. У вас осталась семья в Украине?
Моя двоюродная сестра до сих пор живет в Киеве. Тетя с семьей недавно уехали из Харькова, они сейчас живут в Словении. В Харькове у меня подружка Наташа. В ее квартире я провела школьные годы: с пятого класса до двадцати одного года. Туда попала бомба, половину дома разбомбили, сейчас ремонтируют. Недавно в квартире, где она живет сейчас, на Павловом Поле, балкон треснул от бомбежки.
Это же жутко: Россия бомбит ваш город; улицу, по которой вы ходили; школу, в которой учились. У вас не появилось ненависти к русской культуре и русскому языку?
Я, наверно, плохой пример. Я много сочиняю, и меня спасает работа. Одна часть во мне ужасается, сопереживает и испытывает шок от того, что происходит. А вторая… Я уехала в 1992 году. Я не могу говорить об общей русской культуре. Я могу иметь только свою позицию. Все, что я могу, — делать то, что считаю честным перед собой. Книги, которые я могу читать; фильмы, которые могу смотреть; не смотреть и не слушать тех, кого не считаю порядочными. Для меня то, что происходит сегодня, — в какой-то степени повторение “Черного квадрата”, в котором прослеживается судьба потерявшего любимую Джона До. Он не несет ответственность за тот ужас, что происходит. Он может делать только свой собственный выбор. После того, как Сурганова спела с Гариком Сукачевым, я не могу слушать ни Сукачева, ни Сурганову. Не могу слушать Арбенину. Когда человек начинает зиговать, я перестаю его слушать.
Для меня перестали существовать все, кто сегодня зигуют.
Конечно. Моя позиция очевидна. Я не могу ее сто пятьдесят тысяч раз повторять. Но я могу писать о том, что происходит. Для меня происходящее сегодня — еще и источник анализа, материал для будущих работ. Мне интересны художники, которые понимают, что они делают, когда обслуживают власть. Это интересная тема. Сейчас все смотрят “Мастера и Маргариту”, а ведь Булгаков писал о том, как творчество становится инструментом в руках государства.
Вернемся к “Черному квадрату”. Почему в Москве была такая интрига вокруг имени режиссера? В кулуарах открыто называли имя Данилы Козловского, и он сам не опровергал этого, однако официально вы так и не назвали имя режиссера…
Я сама даже не понимаю, почему. Да, это был Данила Козловский. Из-за его скромности, что ли, его не назвали. Какие-то у него были причины…
В Шампейне, в отличие от Москвы, вы не скрываете имени режиссера. Это — известный оперный певец, профессор вокального отделения и один из содиректоров Лирик-театра при университете Натан Ганн. Почему он режиссирует?
Очень просто — он влюбился в нашу оперу. После воркшопа в Лирик-театре Натан взял либретто “Черного квадрата” в самолет (он летел на очередное выступление), а потом сказал, что хочет ставить спектакль. По его словам, “хохотал весь полет”. Натан — очень талантливый артист, сейчас успешно пробует себя в режиссуре. Он поставил “Дон Жуана” и “Свадьбу Фигаро”. А еще он обладает потрясающим чувством юмора. Мы, конечно, согласились на его предложение… Дирижирует Майкл Тилли. Изначально они с Джули Ганн (один из содиректоров Лирик-театра при университете, жена Натана Ганна. — Прим. автора.) на двух роялях играли первый акт оперы. Они обожают эту музыку. В прошлом году Майкл дирижировал еще одним нашим с Ильей совместным произведением — несколькими ариями из вокального Венецианского цикла.
На премьере в Москве в ноябре 2018 года опера называлась “Для “Черного квадрата”. “Черный квадрат” — это укороченное название для Америки?
Опера всегда называлась “Черный квадрат”. Когда мы ее ставили в Третьяковке, на сцене был тот самый “Черный квадрат” Малевича. Картина стоимостью около ста сорока миллионов долларов стояла без сигнализации, с двумя стражниками за кулисами. Для Зельфиры Трегуловой (в 2018 году — генеральный директор Третьяковской галереи. — Прим. автора.) было важно, что картина является не просто частью декораций, но и участником спектакля. В кулуарах шутили — “исполнителем главной роли”. Для того, чтобы подчеркнуть уважение к картине, мы переименовали оперу в “Для “Черного квадрата”.
В Шампейне нет картины Малевича. Не пострадает ли от этого постановка?
О, нет. Это совершенно другая постановка с богатыми костюмами, огромным количеством спецэффектов и интересными декорациями.
Опера на английском языке — это прекрасно, но зачем было создавать себе лишние сложности и переводить Крученых и Хлебникова? Они-то писали по-русски…
На момент начала работы над оперой я жила в Америке уже почти четверть века. Игорь тоже довольно давно уехал, хотя его компания специализируется на постановках русских опер. Мы живем в Америке, и у нас всегда был единственный ориентир — американская публика. Наша цель — чтобы опера была понятна не только узкой академической прослойке, но и широким кругам. Если бы опера была написана по-русски, мы бы до публики не достучались. Я говорю как мать, у которой дети говорят с акцентом на русском языке, хотя они выросли в русскоязычной семье. Они умеют читать и писать, смотрят с нами русские фильмы, но на слух они, конечно, английский воспринимают лучше. Если я хочу, чтобы мои дети услышали оперу, я должна писать по-английски. Опять же, было интересно совместить несовместимое: страннейший, заумный текст Крученых и аберрацию языка. Во времена Крученых заум представлял собой некое противостояние обыкновенному языку. То был новый, революционный, прогрессивный поворот. А в опере мы сделали деконструкцию, и этот язык вдруг перешел в полную аберрацию эмоций и идей. Крючок, за который мы ухватились, естественно вывел нас к тому, чтобы перевести текст на английский язык. Переводили мы сами, помогали переводчики Дмитрий и Федор Манины. Мы хотели, с одной стороны, сохранить смысл стихотворений Крученых, с другой — сделать их певческими, сохранить музыкальность и вывести образы, которые можно пропевать.
Вы представляете себе вашу аудиторию? Кто эти люди, которые придут слушать “Черный квадрат”, и смогут ли они понять все те ассоциации и параллели, которые заложены в либретто и музыке?
Параллели — безусловно, смогут. Для нас с Игорем всегда очень важна публика и ее понимание смыслов. С другой стороны, музыка все равно остается на первом месте. Когда ты просто слушаешь хорошую оперу, ты забываешь о словах и наслаждаешься музыкой. Гениальность Ильи в том, что он умеет самые странные, психологические оттенки состояний показать в музыке. Как Шекспир. Шекспир пишет о многих оттенках человеческих чувств. Его можно понять на десять процентов, на пятьдесят, а можно и на сто. Тут, скорее, важны оттенки ощущений. В нашей работе очень важным был фактор удовольствия. Я — потребитель, люблю получать удовольствие, а не только смысл. Искусство — вещь хитрая. Через удовольствие можно получить больше смысла, чем через морализацию. Наша публика — студенты, академическая часть, любители музыки. Каждый найдет для себя что-то в музыке Ильи. Музыка фантастическая! С одной стороны, страшно грустная; с другой — очень веселая. Сколько ни слушаю, влюбляюсь в эту музыку все больше и больше.
Я заметил, какой красивый плакат оперы у вас на сайте.
Дизайн плаката сделала художница из Санкт-Петербурга Люся Милько. Она очень чувствует текстуру материала.
Надеюсь, постановка в Шампейне — это только начало, вслед за мировой академической последует еще и настоящая мировая премьера, и у нас будет еще много поводов обсудить “Черный квадрат”. Встретимся на премьере!
Nota bene! Мировая академическая премьера оперы “Черный квадрат” состоится 2 и 4 апреля в 7.30 pm, 6 апреля в 2.00 pm в помещении Tryon Festival Theatre по адресу: 500 S. Goodwin Ave., Urbana, IL 61801. Билеты — на сайте krannertcenter.com/events/black-square.
