Николь Кидман была номинирована на премию «Золотой глобус» как Лучшая драматическая актриса за роль в фильме “Разрушитель” (“Destroyer”).
– Это Николь, которую мы никогда раньше не видели. Можете ли Вы рассказать об этом глубоком тёмном месте, в которое вы проникли, чтобы соприкоснуться с совершенно незнакомым персонажем? И насколько легко или, наоборот, трудно было возвращаться домой ночью, сыграв эту женщину?
– Для меня это было непросто и очень отличалось ото всего, что я делала раньше. Я только что завершила работу в фильме “Стёртая личность” (“The Boy Erased”) – и спустя всего четыре недели я должна была играть новую роль. Для меня, как для актрисы, это было необыкновенным подарком, это был шанс сыграть таких абсолютно противоположных матерей, находящихся в сходной ситуации, и которые пытаются исправить множество прошлых ошибок.
Это было подобно завершённому кругу, это было нечто невероятное, – о боже! – у меня никогда не было такой потрясающей возможности раньше, и, вероятно, никогда не будет этого снова. Такое случается раз в жизни.
Мой персонаж был – я была – почти в каждом кадре фильма, и мне нельзя было фальшивить. В фильме много крупных планов моего лица, и эти размышления, и эта напряжённость должны были идти действительно изнутри.
Это было подобно посвящению, но это было добровольное посвящение.
Из-за моего уважения к режиссеру Карин Кусаме, из-за моей симпатии к женщинам-режиссерам и из-за желания снять этот фильм – несмотря на низкий бюджет – я работала с полной отдачей.
Я приходила домой в образе – и мне повезло, что мой муж понимает художественный процесс и дает мне пространство.
Но мои дети были немного шокированы. Они были особенно шокированы тем, как я выглядела. (Смех.) Но сейчас им 10 и 7 лет, и они уже привыкли к тому, что у них есть мать-актриса, они привыкли видеть, как я исследую роли.
Я всегда отвечаю на вопросы своих детей, у них очень хорошее воображение.
У моей семьи развитое чувство художественного пространства, это прекрасный дар.
Тем не менее, я была очень рада, когда работа над ролью завершилась: поскольку, если бы я знала, во что ввязываюсь, то, возможно, зашла бы слишком далеко – ооо! – это было бы слишком тяжело.
Я получила «Золотой глобус» в январе, во время съёмок. Так что это было действительно странно и ужасно раздражало: сперва съемки, а затем переход к чему-то настолько гламурному.
– Интересно, что с Вами работали два азиатских режиссера, Карин в «Разрушителе“ и Джеймс Ван в «Аквамане». Поговорим об их стиле и сходстве.
– Ну, они такие разные. Очевидно, что Джеймс эпичен с точки зрения своего мира и того, что он создает, он очень мейнстримный, он знает, чего он хочет и у него есть огромные ресурсы. Карин – это его полная противоположность, её ресурсы ограничены, и у неё была непростая карьера, которая то набирала обороты, то шла на спад. У неё были действительно большие успехи, но у неё никогда не было ничего вроде “Заклятия” (“The Conjuring”), и это просто не в её словаре. Но, очевидно, приятно работать с ними обоими, потому что это то, что я всегда делала как актриса: с одной стороны, я шла необычной дорогой создания небольших независимых фильмов, где всё основано на исполнении, с другой стороны, пробовала свои силы в чем-то более беззаботном. И это было определенно нужно, чтобы играть Королеву Атланну, сыграв предварительно Эрин Белл. (Смеется.) Это было удовольствие! (Смеется.) Потому что в этом есть лёгкость. Но иногда мне это нужно для моего собственного душевного равновесия.
– Интригующим аспектом фильма являются отношения с Себастьяном. Очевидно, когда мы впервые встречаемся с вами двумя, это чисто профессиональные взаимоотношения. И Вы даже решаете, как Вы собираетесь целоваться и как это сработает.
– … Что они и делают, копы под прикрытием.
– …И по мере того, как история развивается, они начинают тянутся друг к другу. Как вы думаете, если бы они не были эмоционально связаны, для вашего персонажа все было бы по-другому?
– Возможно. Очевидно, если ты беременеешь, то сразу говоришь об этом. И я постоянно думаю, что, однако, хоть она и была беременна, она предложила: давай сделаем это, давай посмотрим, если всё получится.
Отчасти это продиктовано желанием чего-то добиться, поэтому она не говорит ему, что беременна.
Но, полагаю, суть ситуации, в которой они находятся: она осознаёт тупиковость пути, по которому они идут, и видит дорогу, на которой они могли бы оказаться.
Итак, это её выбор, и она такая, что даже если это неправильный выбор, то она всё равно его сделает, потому что она ищет быстрый выход.
Я чувствую, что это мотивировано ребёнком и тем, что, когда она узнаёт, что беременна, она под кайфом от кокаина.
И поскольку её отношения с ребенком начались именно так, это пронзило её стыдом и болью.
Так что это очень сложный персонаж, и я всегда пыталась найти в ней мать, и понять путь, которым идут она и её любовник – поэтому вы видите, с чем она борется, от чего она отказывается и почему она так закрыта.
Это не потому, что у неё нет чувств, это потому, что у неё много чувств, но она сделала плохой выбор.
– Она так погружена в свою игру внедрённого агента – и это похоже на то, что Вы должны были сделать: внедриться в роль, чтобы стать этим персонажем.
– Да. Я поняла, что это единственный путь к подобной роли: постоянная жизнь в образе, и я не должна спешить. Мне пришлось делать то, что я сделала в “Часах” (“The Hours”), когда я просто жила, и я сделала это же в “Газетчике” (“Paperboy”), где я просто была собой, там нет никакого представления. И это моё “посвящение”. Но я готова к этому, потому что, с художественной точки зрения, есть определенные ориентиры, куда нужно идти. Это будет чего-то стоить мне и моей семье, но таков путь художника.
Перевод Дмитрия Якубова
