С 25 по 28 августа в рамках Международного фестиваля искусств “Вишневый сад” в городах США состоятся гастроли Константина Райкина с поэтическим моноспектаклем “Над балаганом – небо”. В эксклюзивном интервью вашему корреспонденту Константин Аркадьевич рассуждает о высоком и площадном в искусстве, рассказывает о некоторых спектаклях руководимого им Российского государственного театра “Сатирикон” имени Аркадия Райкина и говорит о том, что значит для него педагогика.
“Чтение стихов – интимный для меня процесс”
Наш разговор с Константином Райкиным состоялся через несколько дней после премьеры “Дон Жуана” в театре “Сатирикон”. Мой герой играет в спектакле (режиссер – Егор Перегудов) роль Сганареля. Поздравив Константина Аркадьевича с премьерой, я спросил, доволен ли он результатом.
— Премьерными спектаклями я доволен. Думаю, спектакль будет еще расти. Мы в очень сложных условиях и в сжатые сроки его выпускали. Немножко не хватило времени… Спектакль имеет большой успех. Мы его уже сыграли несколько раз, следующий раз будем играть в сентябре.
— Я желаю долгой и счастливой жизни “Дон Жуану”! Информационный повод к нашей беседе другой – предстоящая американская премьера вашего спектакля “Над балаганом – небо”. Как вы определяете его жанр?
— Поэтический моноспектакль. В основном, спектакль состоит из стихов, но есть в нем и мои собственные комментарии-соображения. В зависимости от конкретного зала я комментирую стихи по разному.
— Есть ли некая определяющая тема, проходящая лейтмотивом через весь спектакль, или сколько стихов, столько и тем?
— Тема, конечно, есть. Уже в названии сказано то, что определяет тему. “Над балаганом ¬ – небо…” – строчка из одной из ранних поэм Давида Самойлова “Последние каникулы”. В начале спектакля я привожу эпиграф – цитату из Самойлова. В этих словах – основная формула спектакля. (Константин Аркадьевич говорит о строчках: “Я возглашаю здесь, что радость мне желанна. И что искусство – смесь небес и балагана. Высокая потреба и скомороший гам. Под небом – балаган. Над балаганом ¬ – небо…”. – Прим. автора.) Мне не хочется называть эту формулу отдельной фразой. Это дело не мое, а зрителей… В искусстве всегда есть вертикаль и демократизм, веселость, некое состояние, понятное большинству. Высота и какое-то скоморошество, клоунское начало. В настоящем искусстве это всегда соединяется. В любой великой пьесе Шекспира обязательно есть низкий, брутальный юмор. Трагедия всегда оттенена юмором. Высокое и площадное, высокое и демократичное, высокое и иногда даже грубоватое, брутальное. Высокая трагедия и юмор всегда рядом. В моей жизни тоже всегда так… Соединение высокого и площадного – может быть, одна из важнейших тем спектакля.
— Чтение стихов со сцены подчиняется тем же законам сценического существования, что и любая драматическая роль, или для этого требуются какие-то особые механизмы?
— Законы те же. Я не вижу здесь разницы. Я настаиваю на том, чтобы любой драматический актер умел читать в одиночку большому залу стихи и прозу, умел быть один на один с большим количеством публики. Чтение стихов – продолжение науки актерского мастерства.
— Прекрасных любимых стихов наверняка гораздо больше, чем отведенного сценического времени. По какому принципу вы их отбирали?
— Любимых стихов, конечно, больше, чем тех, которые я показываю зрителям, но ненамного. Просто формат и идеология зрительского восприятия диктуют какие-то свои законы. Когда стихотворение захватывает, я его оставляю в программе. Я не читаю никогда на заказ. Чтение стихов – очень интимный для меня, личный процесс. Я читаю только то, что не просто мне нравится, а без чего я жить не могу.
— В вашем спектакле звучит поэзия признанных поэтов-классиков: Пушкина, Мандельштама, Заболоцкого, Самойлова… А в другом поэтическом спектакле “НЕПУШКИН” в “Сатириконе” звучит современная поэзия – стихотворения Тимура Кибирова, Андрея Орлова (Орлуши), Дмитрия Воденникова, Федора Сваровского, Али Кудряшевой, Нины Искренко, музыка группы “Взаимно, Илья”. У вас не возникала мысль “забрать” несколько имен из “НЕПУШКИНА” в ваш спектакль, уйти от классики в поэзию XXI века?
— Вы знаете, возникала. Благодаря моим бывшим студентам – ныне артистам театра “Сатирикон” – я узнал совершенно новых молодых людей: очень талантливых и очень других, чем читаемые мной. Свежие, шокирующие иногда, абсолютно свободные, в прекрасном смысле этого слова плюющие на установки и законы, которые кому-то кажутся совершенно незыблемыми… А оказывается, не то что можно по-другому и можно на законы плюнуть, а даже нужно иногда. То, что делают мои ребята, очень круто! Они стихи поют, танцуют, “рэпят”. Они хулиганят. Это так классно! Меня это самого очень увлекает, интересует. Я многому учусь у них. Вполне возможно, что когда-нибудь сроднюсь с ними настолько, что захочу и сам почитать эти стихи.
— Какая музыка звучит в спектакле “Над балаганом – небо”?
— Второй вальс Шостаковича. Грандиозное произведение, которое есть у Стенли Кубрика в его фильме “С широко закрытыми глазами”. Я и раньше использовал эту музыку в своих спектаклях. Она звучит и в этом.
“У нас много не только смеются, но и плачут”
— В 2015 году вы впервые в России поставили пьесу Кристофера Дюранга “Ваня и Соня и Маша и Гвоздь”. Как российский зритель реагирует на героев, ситуации, диалоги? Какова судьба этого спектакля?
— Мне с самого начала пьеса Дюранга (ее перевел Михаил Мишин) показалась интересной, мне она понравилась. Совершенно очевидно, что с российской стороны она выглядит по-другому. Я вполне оцениваю юмор пьесы, ее театральность, даже в какой-то степени “бродвейскость”, экстравагантность, но меня юмор интересовал меньше. Мне гораздо дороже вещи серьезные, драматические, лирические. Как-то во время репетиций мне ребята показали кусочек бродвейского спектакля. Я услышал безумный хохот и сразу подумал: “Вот так я не хочу”.
— Да уж, хохот сопровождают и нью-йоркский, и чикагский спектакли…
— Я не хотел делать хохотное, уморительное, бродвейское шоу, хотя в Нью-Йорке наверняка были и лирические моменты. Меня интересовали вещи, скорее, более глубинные. Для меня эта история – гимн театру. История о театре, как обоюдоостром оружии, о театре, как невероятной провокации, разрушении и спасении. Все герои пьесы так или иначе помешаны не только на русской драматургии, но вообще на ТЕАТРЕ. Мы поэтому и декорации сделали такие метафорические. Это и дом, и дом-театр. На сцене – два занавеса. Один – спереди, на авансцене, другой – сзади. Рампа спрятана за задним занавесом. В конце спектакля, на поклонах, занавес открывается спереди и сзади, и артисты кланяются в две стороны: реальному залу и, поворачиваясь спинами к зрителям, в другую сторону. Мы как бы кланяемся двум культурам: русской и американской, потому что это американская пьеса, американская жизнь, американский автор. Надо сказать добрые слова в адрес замечательного драматурга Кристофера Дюранга. Пьеса очень глубокая, в ней есть как драматическое, так и лирическое наполнение. Это мы не из головы выдумали… Успех у спектакля большой, зрители воспринимают его очень эмоционально. Концентрация смеха больше в Америке, чем в России, а у нас много не только смеются, но и плачут.
— В вашем спектакле 2016 года “Лекарь поневоле” по Мольеру вы используете придуманный великим Аркадием Исааковичем прием мгновенных перевоплощений. Три актера играют двенадцать персонажей, а четверо переодевают их. Как актеры восприняли вашу идею? Сразу включились в игру?
— Пьесу пришлось несколько переделать и отредактировать, чтобы она расходилась на трех исполнителей. Это была семерка моих третьекурсников, семеро студентов третьего курса актерского факультета. Я был худруком. Они не привередничали, были счастливы – худрук с ними работает! Тем более, у них была перспектива сделать этот спектакль репертуарным. (Тогда еще было неизвестно, кого я возьму в театр, а кого – нет.) Для них это была великая возможность попробовать попасть в театр, чего они очень хотели… В спектакле соблюден принцип абсолютного демократизма: сегодня четверо переодевают, трое играют; на следующий спектакль полностью меняется состав, и те, которые играли, переодевают. Каждый раз спектакль идет в другом составе. Актеры сразу включились в игру и замечательно работают.
— В “Сатириконе” идут спектакли Юрия Бутусова (“Король Лир”, “Отелло”, “Чайка”), Егора Перегудова (“Человек из ресторана” и с недавнего времени “Дон Жуан”). В театре ставит ваша супруга Елена Бутенко-Райкина (“Game Over”, “Бесприданница”, “Однажды в деревне”). В театре регулярно ставите вы сами (“Лондон Шоу”, “Однорукий из Спокана”, “Все оттенки голубого”). Можно ли говорить о неком общем направлении театра, или каждый режиссер – отдельная вселенная, и эти вселенные существуют параллельно?
— О направлении театра, безусловно, можно и нужно говорить, и все те, которых вы называете, безусловно скажут об общем направлении. Они стали своими с учетом нашего театра. Они его знают, любят. Они были приглашены не просто так. Есть другие замечательные режиссеры, которых я тем не менее никогда не приглашу, потому что они эстетически, художественно чужие. Наше направление – традиционный, психологический театр, сделанный современным, ярким, театральным языком.
“Педагогика – продолжение театрального дела”
— Вы много лет были профессором Школы-студии МХАТ, пять лет руководите Высшей школой сценических искусств. Что для вас значит преподавательская работа?
— Педагогика для меня – продолжение театрального дела. Я всегда знал про себя, что я не только артист, во мне всегда была созидательная энергия. Я преподаю больше сорока лет. Студентов обучаю для себя, для своего театра. Мне важно, чтобы для артистов театр был не службой, а служением. Это больше, чем профессия. Это образ жизни, мировоззрение, духовный путь к познанию мира. Для меня это все связано, и я хочу моих студентов этому научить. Не думаю, что слишком высок коэффициент полезного действия – время очень трудное и циничное, очень много искушений и соблазнов на этой дороге. Совсем не все это проходят. Но все-таки есть те, кто остаются, кто усваивают то, что я в течение четырех лет пытаюсь в них вложить. Они видят, что я живу так же, как от них требую. Они находят в моем лице наглядный пример. Таким примером для меня был мой отец. Он не специально учил меня, без указательного пальца, а своим примером. Вот это для меня очень важно – иметь возможность передать другим, молодым, линию человеческого спасения, которую собой театр и представляет.
— Если наше интервью прочитает молодой человек из Нью-Йорка или Чикаго и он захочет попробовать свои силы, реально ли ему поступить в вашу Школу?
— Я работаю с американцами. У меня на курсе учится девушка из Америки. Мы все ее очень любим. До этого я работал с двенадцатью студентами из США в полуторамесячной Школе по повышению квалификации. Я был в восторге от их направленности, дисциплинированности, творческого начала, заточенности на работу. Это была просто радость для меня. Так что, как говорится, милости просим!
— Ваша жена и дочь Полина тоже преподают в Школе сценических искусств, ставят спектакли. Про похвалы спрашивать не буду – это понятно. А если вам не нравится поставленное ими, вы говорите им правду?
— Конечно. Родственные связи никакого значения не имеют. Как они мне говорят все, что думают, и иногда вещи чрезвычайно нелицеприятные, так и я им. Мы друг друга любим, но любовь подразумевает в данном случае требовательность. Наоборот, у нас повышенные требования друг к другу. Никаких семейных поблажек тут быть не может.
— Что легче: сыграть самому или показать студенту, как это сделать?
— Это разные механизмы. Сравнивать их довольно сложно. Я ко всему ответственно отношусь, а стало быть, и то, и другое непросто. Но и педагогика, и актерское ремесло приносят большую радость. Даже не радость, а просто счастье.
Nota bene! Спектакль “Над балаганом – небо” пройдет 25 августа 2018 года в 7.00 pm в Бостоне в помещении John Hancock Hall (180 Berkeley Street, Boston, MA 02116, maestroartist.tix.com/Event.aspx?EventCode=1079273), 26 августа в 7.00 pm в Скоки (пригород Чикаго) в помещении North Shore Center for the Performing Arts (9501 Skokie Blvd, Skokie, IL 60077, northshorecenter.org/event/heaven-above-the-chaos/), 28 августа в 8.00 pm в Нью-Йорке в помещении Town Hall (123 West 43rd Street, New York, NY 10036, thetownhall.org/event/konstantin-raikin). Подробная информация – на сайте Международного фестиваля искусств “Вишневый сад” www.cherryorchardfestival.org/.
(Все фото из архива театра “Сатирикон”)
