Третий сезон международного проекта “Stage Russia HD” начинается с премьеры киноверсии спектакля “Король Лир” Российского государственного театра “Сатирикон” имени Аркадия Райкина. Режиссер — Юрий Бутусов. В главной роли — художественный руководитель театра Константин Райкин.
Моя беседа с Константином Аркадьевичем началась с обсуждения его недавних гастролей по городам США и Канады.
— Прежде всего хочу поблагодарить вас за замечательный спектакль “Над балаганом — небо”. Это был настоящий праздник Поэзии, Театра, Искусства. Как вы сами оцениваете гастроли, Константин Аркадьевич? Довольны тем, как все получилось?
— В общем и целом – да. Главное мое впечатление сложилось от публики в Нью-Йорке. Манхеттенская публика мне кажется самой лучшей в мире. Такой жаркой реакции, такой мгновенной включенности с самого начала я практически нигде не встречал. Нью-Йоркский Town Hall – особое, знаменательное для меня место. Мы там работали с папой в 1987 году. Мне понравилось и в Чикаго, и в Бостоне, и в Торонто. Приятно выступать перед внимательной, думающей публикой.
— Сроки были настолько сжатые, что, наверно, не удалось посмотреть города, в которых вы выступали?
— Я в Америке бывал такое количество раз, что порой у меня складывается впечатление, что американские города я знаю лучше российских. Я как-то попытался сосчитать, сколько раз был в Америке. Дошел до двадцати пяти и сбился. Все города, в которых я выступал, я знаю и люблю, в каждом у меня множество друзей и знакомых, более того – студентов. В Нью-Йорке они ко мне подходили, что было очень приятно. И сейчас на моем курсе учится одна девочка из США. Я просто давно в Америке не был и соскучился по американской публике.
— В спектакле “Над балаганом — небо” вы называете три имени гениев мировой литературы: Шекспир, Мольер и Лопе Де Вега. Но Лопе Де Вега и даже Мольер не имеют такой богатейшей истории сценических постановок, как Шекспир. Он в этом отношении — вне конкуренции. Что есть в Шекспире такого, что заставляет обращаться к нему снова и снова?
— Я думаю, всеохватность проблем мироздания. Все времена и все сущностные вопросы человеческой природы и человеческого существования умещаются и выражаются в драматургии Шекспира. Мне кажется, мировой театр мог бы состояться и развиваться, если бы существовал только Шекспир. Он разнообразен, бездонен и бескраен, как сама жизнь. Невероятная мощь, глубина, энергия, возможность трактовок. Шекспир принимает любую, оставаясь самим собой. Это удивительное свойство сверхгения… Я много играл героев Шекспира: Ричарда III, Гамлета в нескольких вариантах, сэра Эндрю Эгьючийка в “Двенадцатой ночи”, Бенедикта в “Много шума из ничего”. О таких ролях мог бы мечтать любой артист. Кроме того, я ставил Шекспира. Я много занимался Шекспиром и, надеюсь, еще столкнусь с ним. Он несравним ни с кем. Огромный материк человеческой культуры, философии, страстей…
— Лоуренс Оливье в одном из интервью сказал, что роль Лира — лакмусовая бумажка для актера. Если ты поставил “Короля Лира” – ты состоялся, если сыграл главную роль — остался в истории…
— “Сыграл” — эта форма глагола применительно к великим шекспировским ролям для меня как-то сомнительна. Я играл Гамлета, это был очень важный период в моей жизни. Но сыграл ли я его? Не знаю. В ответ на слова Лоуренса Оливье я приведу замечательное высказывание Питера Брука: “Гамлет – это вершина горы, склоны которой усеяны трупами актеров и режиссеров”. Это для меня более точное понятие. Все артисты “офицерского состава” играли Гамлета – это факт. Но сыграли ли мы Гамлета? Эта роль неисчерпаема. Гамлет, король Лир — эти роли бездонны, они, как кто-то говорил, “пожирают” артиста целиком. Я играл и играю короля Лира. Но сказать, что я сыграл его, как некое завершающее целое, я не могу. В нашей профессии, в занятиях искусством нет ничего завершившегося. Когда возникает ощущение окончательности, значит, с актером что-то не в порядке. Я думаю, либо Оливье не совсем верно поняли, либо он сказал это для “красного словца”. Я его видел на сцене. Он совершенно гениальный артист, и, как гениальный артист, должен ощущать бескрайность, бесконечность таких ролей, как король Лир.
— Какой он — ваш Лир? Самодур? Игрок? Сумасшедший?
— Это вопрос не ко мне, а к искусствоведам, которые имеют, я бы сказал, наглость рассказывать, какой у кого Лир и как кто играл. Особенно хорошо они это делают, не видя спектакля и исполнителя. Сейчас подробно и конкретно пишут про игру, скажем, Михаила Чехова… Как можно оценить, определить, описать игру актера, тем более, если она хороша? Самому актеру это сделать очень трудно. Какой он — мой Лир? Курносый и лысый, вот он какой. Это точно. А какой он еще, не мне судить. Я сам об этом думаю, но говорить про это нелепо. Актер выражается по-другому.
— В Чикагском шекспировском театре шел “Король Лир” в постановке художественного руководителя Барбары Гейнс. В ее трактовке у Лира развивается деменция с первой сцены. Гейнс мне говорила, что ни один тиран в здравом уме не разделит свое королевство, поэтому Лир в начале пьесы уже не в своем уме. Мне кажется, эта трактовка больше подходит для истории болезни, нежели для театра. А вы как думаете?
— Это все очень относительно: болезнь и здоровье. Что такое здоровье?.. То, что Лир капризничает, самодурствует, – видимо, да. Каждый отвечает на этот вопрос по-своему. У меня есть на этот счет внутреннее объяснение, которое я совершенно не должен рассказывать зрителям. Лир это делает по каким-то своим причинам и совершенно неожиданно для себя сталкивается с целым рядом открытий. Мне кажется, “Король Лир” – это трагедия открытий, которые делает человек в конце жизни, попав по собственной вине в новую ситуацию. Отрекшись от престола и потеряв власть, Лир сталкивается с целым рядом неожиданностей. Удивление на сцене — для меня очень важное понятие в актерском искусстве. Это тема для специалистов, но если говорить про Лира, для меня это роль про трагические откровения, которые испытывает человек в старости.
— Как вам работалось с Бутусовым? Вы ведь совершенно разные. Актеры рассказывали мне, что когда вы работаете, как режиссер, вы часто приходите на репетицию с уже готовыми решениями, а Юрий Николаевич весь построен из импровизаций…
— Я считаю Юру самым талантливым российским режиссером своего поколения. Он до того уникален, что у него невозможно даже научиться ничему. То, чем он занимается и как он это делает, — абсолютно антишкола. Он работает так, как работать НЕЛЬЗЯ больше никому! Он знает, поэтому я могу сказать: я называю его эмчеэсовцем (МЧС – Министерство по чрезвычайным ситуациям. — Прим. автора.). Актера, который находится в хорошем настроении, он считает не находящимся в творческом состоянии. В творческое состояние может привести только состояние отчаяния. В него он сознательно приводит и себя, и артистов. То, что он делает, нельзя назвать репетицией. Это какое-то странное времяпрепровождение, где все находятся в состоянии не то что стресса, а ужаса. Ужаса не в смысле испуга, а отчаяния. Он создает атмосферу урагана, шторма, цунами, чтобы привести и себя, и других в состояние отчаяния, полной потери почвы под ногами, то есть – опять же — в творческое состояние. Он иногда идет на невероятные, непозволительные вещи просто для того, чтобы все обострить. Он создает эти ситуации, когда вдруг меняет название пьесы уже внутри репетиционного периода. Все, включая дирекцию театра, знают, что мы делаем одну пьесу, а он вдруг начинает делать другую. Так у нас два раза было. “Король Лир” возник из “Ревизора” — можете себе такое представить? “Отелло” возник из “Трех сестер”, которые он начал репетировать. В процессе работы актеры стонут и проклинают его, себя, друг друга… Так работать если и можно, то только ему одному. Всех остальных я бы счел негодяями и мерзавцами. Но поскольку в результате происходят какие-то удивительные художественные плоды, ему это можно простить. Никому больше простить нельзя было бы.
— Вы убиваете в себе режиссерское видение, работая с ним?
— Да, конечно. Я — самый послушный артист. Я никогда не играю в своих постановках, а когда работаю с режиссером — любого возраста (он может быть в два-три раза младше меня), — если отдаюсь ему, как артист, стираю все свои соображения. Иду за режиссером. Актер – это фигура подчиненная независимо от ранга. Командир – режиссер, актер — исполнитель его воли. Тот артист лучший, кто быстрее сделает своим то, что предлагает ему режиссер.
— “Королю Лиру” почти двенадцать лет (премьера состоялась 6 октября 2006 года), но те, кто недавно посмотрел спектакль, говорят, что он совершенно не “забронзовел”. Как вы умудряетесь столь долгий срок держать его в живом состоянии?
— Первые сто спектаклей Юра его бесконечно менял. Он сократил его со времени премьеры на сорок пять минут, поменял музыку, мизансцены, рисунок ролей… Долго у нас не было покоя и ощущения стабильности, и мы как-то к этому привыкли. А сейчас спектакль идет очень живо, потому что там есть какие-то необходимые каждому степени свободы.
— В спектакле используются разные переводы: Б.Пастернака, А.Дружинина и Н.Кетчера. Почему?
— Опять же, это Юрины предпочтения. Он очень свободно обходится с текстом. Иногда, мне кажется, даже слишком свободно. Наверно, это правильно, исходя из его метода. Все, что он делает, называется исключением из правил. Он – другой. Его способ существования в профессии не может быть руководством ни для кого.
— Как вы относитесь к идее Эдди Ароноффа популяризировать русский театр и русское искусство в Америке?
— Идея сама по себе прекрасная, и кинопоказы – ступенька на этом пути, но все равно полное представление можно получить только в зрительном зале на живом спектакле. На экране театр не живет, если говорить совсем сурово. Важнейшим компонентом в театре является ЖИВОЕ общение, ЖИВАЯ энергия. Не 3D, 4D или сколько угодно D, а эффект реального, физического, первобытного присутствия. Человеческий глаз устроен так, как не устроена камера. Он умеет видеть все вместе, имеет способность держать общий план и при этом наезжать на крупный план, не теряя общего. Это колоссально важно в живом театре. В этом всегда ущербность экранной версии. Это гербарий какого-то прекрасного леса. Гербарий. Засушенные виды растений, которые из себя леса не представляют. Поэтому не надо говорить: “Я уже этот спектакль видел”. Нет, не видел! Это некий журнал, анонс. Поэтому всех американских зрителей я приглашаю сначала на киноверсию, а потом — к нам в театр!
— Недавно в “Сатириконе” открылся новый, юбилейный, восьмидесятый сезон. Что у вас в планах, Константин Аркадьевич?
— Новый сезон открылся “Дон Жуаном” Мольера — спектаклем, который мы выпустили в конце прошлого сезона. Дальше я буду ставить недавно написанную пьесу “Всем кого касается” поэта и драматурга Даны Сидерос. Она будет следующей, важной для нас работой. Есть и другие планы, но они еще не окончательные. Мы ожидаем окончания строительства, которое, видимо, продлится до конца 2019 года. Так что сейчас у нас сложное существование в организационном и географическом смыслах.
— Я желаю удачи и всего самого наилучшего вам и всему коллективу “Сатирикона”!
Nota bene! В “большом” Чикаго показ спектакля “Король Лир” состоится 4 октября в 7.00 pm в кинотеатре “Regal Lincolnshire” по адресу: 300 Parkway Drive, Lincolnshire, IL 60069. Билеты — здесь: https://learchicago.brownpapertickets.com/. Все новости о проекте “Stage Russia HD” и адреса участвующих в показах кинотеатров — на сайте http://www.stagerussia.com/.
Сцены из спектакля “Король Лир”. Все фотографии – Stage Russia
