В эти дни в Театре-студии Вячеслава Кагановича “By The Way” идут последние репетиции спектакля “Селфи со Склерозом” по одноименной пьесе Александра Володарского. В беседе с вашим корреспондентом режиссер и педагог, народный артист Республики Молдова Иосиф Шац не только рассказал о пьесе и будущем спектакле, но и поделился интереснейшими мыслями о современном театре.
– Чем вас заинтересовала пьеса Володарского, чем “зацепил” материал?
– По правде говоря, ответить на этот вопрос однозначно не получится. Хорошую пьесу можно сравнить с плодородной, насыщенной почвой, позволяющей взрастить сад, который с одной стороны есть художественное высказывание, с другой – повод для важного и актуального диалога со зрителем. Пьеса Александра Володарского похожа на исповедь человека о жизни, “что произошла”, о любви, времени, одиночестве, способности оставаться собой. Главная героиня пьесы Майя Михайловна утверждает: “Любовь – самое ценное, что есть в человеке”. И другие герои пьесы, несмотря на превратности судьбы и сложности жизненных обстоятельств, верны не только этому утверждению, но еще дружбе, привязанности, долгу и чести, сохраняя в себе те качества, которых сегодня многим не хватает. Они – не какие-то вымышленные, придуманные герои, а настоящие, искренние, со своими страстями, представлениями о счастье и судьбе.
– В прошлом году вы выпустили спектакль по пьесе “Селфи со Склерозом” в Кишиневском драматическом театре имени Чехова. Сегодня вы работаете над пьесой в Чикаго. В какой степени ваш новый спектакль повторяет кишиневский?
– При всем старании повторить спектакль невозможно хотя бы потому, что спектакль – это не только сюжет и текст пьесы. Но об этом позже. Сначала, как все начиналось. Познакомился со Славой Кагановичем и театром “By The Way” заочно, посмотрел репертуар. Оценил. Репертуар непростой!.. Начался диалог. Уже не помню, как в наших разговорах возникла идея постановки “Селфи со Склерозом” в Чикаго. Начали репетировать, потом по объективным причинам приостановили работу и вот теперь, похоже, приближаемся к премьере.
– Главная героиня пьесы Майя Михайловна – образ собирательный?
– Это, скорее, вопрос к автору. Но мне известно, что за этим именем – реальная женщина. Ей сегодня девяносто лет, она бодра духом, живет в Киеве. Была женой отца – Александра Володарского. После смерти отца Александр не оставил ее, помогал, заботился, опекал, иногда записывал ее воспоминания, рассуждения и даже анекдоты, ставшие впоследствии, как я понимаю, материалом пьесы. В нынешние преклонные годы у Майи Михайловны память уже не столь крепка. Она часто повторяет: “Я не помню, что было только что, но прекрасно помню, что было пятьдесят лет назад”. В один из визитов Майя Михайловна спросила, какое сегодня число? “1 декабря”, – ответил Александр. Майя Михайловна тут же выдала: “Сегодня – день убийства Кирова”. Александр заглянул в интернет и произнес: “Точно!” В ее эмоционально окрашенных, наполненных драматизмом и юмором монологах возникает образ ушедшего времени. Жуткий 1937. Годы войны. Период восстановления после разрухи. Нынешнее противостояние России с Украиной. Майя Михайловна с тревогой говорит: “Только войны нам здесь не хватало!”
– В чем сложность репетиционного процесса?
– Театр, как известно, – искусство синтетическое и коллективное. Сложностей всегда много, и репетиционный процесс неотделим от всей остальной работы над спектаклем. При этом репетиция – это процесс такого погружения в материал, который, однажды начавшись, не имеет “перерывов на обед”. Постепенно все начинает приобретать плоть в рамках сценографического решения и в пространстве той реальности, которой на самом деле нет. И как ни странно, эта почти неосязаемая реальность эмоционально воздействует, волнует, увлекает за собой, создает особую атмосферу зрительного зала. Репетиции – определение общей системы координат, природы слова, способа актерской игры, содержания, стиля, формы и т. д., и т. д. Текст пьесы и текст спектакля – разные вещи. Если в первом случае текст – предпосылка для рождения нового вида искусства, то текст спектакля – это система знаков, символов, образных, цветовых и световых решений, всего, что создано фантазией, что можно увидеть, услышать, почувствовать, осмыслить и понять. При таком раскладе любая случайная, невыразительная деталь, эпатаж и галиматья, невразумительная фонограмма, мелькающие огоньки, дымок для всеобщей радости, высосанные из пальца идеи, выдаваемые за модернистские тенденции и сваренные на воде новации ничего не дают ни сердцу, ни уму зрителя.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей работе с актерами.
– Работа с актерами. Это похоже на обоюдное влечение, ревностные конфликты, прогулки под луной, соблазнение, трепетное ожидание и многое другое, что способствует созданию образа. Определение характеристик по типу “положительный-отрицательный” практического результата не дают. Актер, пытающийся играть заведомо отрицательного героя, – печальное зрелище, смотреть на которое больше трех минут невозможно! Ведь и люди, в социуме движимые определенными целями, создают имидж часто далеко отличный от того, кем они являются по сути. Вот так и персонаж – условно говоря, носитель определенного имиджа, идеологии, образа жизни – всегда немного не тот, кем кажется, но отстаивающий свой личный выбор и свой путь. Термин “идеология” немного странный, но за этим понятием – система ценностей, жизненные принципы, личные убеждения и соответствующие поступки… Извлечение смысла и управление энергией персонажа способно убеждать, очаровывать, подкупать, вести за собой. В жизни, сталкиваясь с подобными людьми, мы всегда ощущаем это сильное, энергетическое поле. Такое понимание актерских задач меняет отношение к конфликтному противостоянию, сюжету и так называемому развитию персонажа внутри пьесы. Попросту говоря, персонажи в драме не озабочены проблемой развития – они заданы и открываются новой гранью при сюжетном повороте или при необходимости защищать свою позицию. Часто, не понимая, как работать со словом, “новаторы” от театра многозначительно изрекают: “Слова в пьесе не имеют значения!” Да, не имеют, но только до тех пор, пока мы позволяем себе не интересоваться, что этими словами хотят сказать или скрыть герои пьесы. Одной из особенностей написания драматургического текста является индивидуальная неповторимость речи. Помните знаменитую фразу “Заговори, я хочу увидеть тебя”?
– Актеры, работающие с вами сегодня, понимают смысл слов?
– Постигают! Это важная часть ежедневной, кропотливой работы. В репетициях заняты Марина Смолина, Вячеслав Каганович и Борис Борушек. Борису, кстати, предстоит сыграть три роли. Безусловно, все они – люди одаренные, пытливые, пластичные не только в физическом смысле, но и в готовности пробовать, экспериментировать. Все время себе говорю: “Надо принять во внимание, что актеры еще где-то в других проектах заняты”. А они сами никаких особых преференций к себе не требуют. Если актер, приходя на репетицию, говорит: “Знаю, как это играть”, то мне ничего не остается, как разобраться в этом знании и ответить на вопрос, как двигаться дальше. “Я знаю то, что ничего не знаю!” Это не отрицание, а другая дорога – от неизвестного к новому знанию! Ведь когда мы делаем то, что всегда, мы чаще всего получаем то, что уже было вчера. Дело не перечеркивании опыта. Он важен! Но идти надо неизведанной тропой, сохраняя цель и открывая новое в привычном, а не блуждать в ночи и с криками “Я вижу черную кошку, которой нет в черной комнате”!
– Существует рецепт хорошего спектакля?
– Спектакль – вещь в каком-то смысле мистическая! Все построено на вере, таланте, интуиции, художественных законах. Эти законы подчиняют себе всю структуру спектакля… Иногда молодые актеры любят поговорить на тему значения системы Станиславского. Мне как-то довелось прочесть такое рассуждение. “Гению система не нужна. Бесталанного она ничему не научит. Для кого система?” – ”Для актера, она его дисциплинирует!” Дисциплина и тренинг – великая вещь! В этом своя, как говорят, сермяжная правда!
– А как же божий дар?
– Трудно все время полагаться на божий дар, но его никто не отменял. Это – большой аванс, капризный, хрупкий, изменчивый. Я встречал людей, “поцелованных Богом” и беспечно утерявших искру божью. Дар – ответственность и колоссальное искушение! В нашем деле часто подменяют определения “профессионализм” и “художественность”. Желая комплиментарно охарактеризовать коллектив, могут сказать: “У нас очень профессиональная команда!” Словно это – цель творчества. Признаком профессионализма могут быть разнообразные умения, навыки, виртуозность, прекрасная память, способность держать себя в форме и многое другое, но эти качества чаще всего не синоним художественных достижений. В пьесе П.Зюскинда “Контрабас” музыкант, восхищенный гармонией классических произведений и негодующий по поводу ничем не ограниченной свободы, говорит: “Нет ничего хуже хаоса свободной импровизации”. С другой стороны, свобода – это вознаграждение за знание. Все остальное – произвол! Художественная импровизация – если мы понимаем, о чем речь, – всегда уникальный опыт, помноженный на знания, культуру и высочайший, постоянно совершенствуемый профессионализм.
– Вы рассказываете актерам, как играть, или показываете сами?
– Я редко показываю, но иногда это делаю, если актеру нужна подсказка.
– Как мне известно, в Кишиневском русском драматическом театре действует необычная модель управления. Руководителем является директор. Главного режиссера нет. Ставят, в основном, актеры и приглашенные режиссеры. С 1990 года – уже почти двадцать семь лет (!) – вы служите режиссером. Какие спектакли из поставленных вами вспоминаются вам в первую очередь?
– Сначала – о структуре. Модель такого управления далеко не нова. Другое дело, как это отражается на лике театра? Хуже-лучше, но вопросы администрирования и экономики благодаря государственным дотациям решаются. Найти более или менее вменяемого менеджера можно, а вот руководителя, готового взвалить на себя художественные задачи и ответственность за непростые творческие судьбы людей, – дело сложное. Поэтому кавалерийские наскоки, махание шашкой, кликушество пришельцев от режиссуры стали для многих театров своеобразной панацеей и нелепым, лоскутным репертуарным разнообразием… Теперь о спектаклях. Уже стало общим местом их сравнение с детьми, которых ты породил и опекаешь. Они растут, становятся взрослыми, у них своя жизнь. Иногда что-то можно подсказать, но кардинально вмешаться не представляется возможным. Назвать какой-то один спектакль не могу – назову те, которые для меня самого становились определенной вехой. “Вишневый сад” А.Чехова – спектакль, отмеченный дипломом на фестивале “Балтийский дом” в Санкт-Петербурге, “Время любви и ненависти” по пьесе Дж.Собола “Гетто”, “Король Лир” В.Шекспира, “Ревизор” Н.Гоголя, “Крепкий чай после долгой игры” по пьесе С.Моэма “За заслуги”, Эти свободные бабочки” Л.Герша. Последние премьеры – “Чайка” А.Чехова, “Забыть Герострата” Г.Горина, притча А.Володина “Две стрелы”, “Пришел мужчина к женщине” по пьесе Семена Злотникова, спектакль “Контрабас” по пьесе П.Зюскинда в рамках антрепризного театра “Shaliah”, ставший лауреатом семи международных фестивалей. На румынском языке: “Гедда Габлер” Г.Ибсена, “Любовь во время чумы” Г.Горина, “Гетто” Дж.Собола – спектакль был посвящен столетию кишиневского погрома. Проект частично спонсировала американская сторона.
– На румынском – не на молдавском?
– По этому поводу идут ожесточенные споры уже не один год. Единого мнения нет, возможно потому, что в этом много политики.
– В чем особенность работы в стране, в которой русский язык не является государственным?
– Для того, чтобы говорить об особенностях, необходимо артикулировать стратегическое видение, миссию, задачи, понимать роль театра в государстве, думать о воспитании нового поколения актеров и режиссеров. Что касается нынешнего дня, Кишинев – многоязычный город. Театр активно посещают представители всех народов. Здание театра – бывшая хоральной синагога. В шестидесятые годы оно было перестроено, но, мне кажется, энергия молитвенных текстов до сих пор “гуляет” по залам. Может, поэтому в репертуаре есть спектакли с отчетливо звучащей еврейской темой. Но время идет, меняется, и если у театра нет ясной позиции и вопросов к себе, то очень скоро они появляются у тех, кому небезразлично, что и как театр говорит. Люди готовы выслушивать порой сложную для понимания речь, но не готовы пошлость, бесхребетность, аморфность считать своим отражением.
– Ваш коллега Кирилл Серебренников находится в Москве под домашним арестом. Как вы восприняли эту новость?
– Как большинство, с огорчением. Будем надеяться, что ситуация с судебным разбирательством разрешится. Творчество Кирилла Серебренникова кому-то нравится, кому-то – нет, но не это должно влиять на судьбу художника. Режиссер собирает вокруг себя актеров, строит театр, спектакли бывают похожи на жесткое, нелицеприятное высказывание. Но в этом одна из миссий театра – держать зеркало перед обществом! В пьесе Шекспира “Король Лир” допустимо утверждать, что идею театра олицетворяет королевский Шут. Когда он обращается к Лиру с просьбой: “Научи меня лгать”, Лир отвечает, “Если ты будешь лгать, я тебя высеку!” “Одни бьют меня за правду, другие – за ложь”, – сокрушается Шут. Такова участь того, кто “глаголом жжет сердца людей”. И на мой взгляд, театр всегда должен находиться на стороне правды… Театр – это еще и производство, организационная структура, сложнейшая творческая практика, наука, философия… Мне думается, что театр – не совсем массовое искусство. Он требует интеллекта, огромного запаса знаний, пристального взгляда, подготовленного зрителя. Театр сам обязан определить свою миссию, стиль, свою эстетику и обрести своего зрителя. В этом обретении пересекаются вопросы этики, ментальности, культуры, лингвистики, эстетики, театрального, музыкального вкуса, образования, пристрастий и еще много, много всего.
– Была ли у вас возможность посмотреть что-нибудь в театрах Чикаго?
– При огромном разнообразии театров Чикаго, конечно, хотелось бы посмотреть больше. Но то, что мне удалось увидеть, говорит об интересной режиссуре, любопытной образной сценографии, замечательных актерских работах. В увиденных спектаклях я вижу ту театральную правду, которая оставляет не только приятное впечатление, но повод для профессионального любопытства и зрительского восторга.
Перечислю творческую группу спектакля “Селфи со Склерозом”. Сценография – Игорь Вельгач. Художник – Ирина Ратнер. Костюмы – Вера Клейнерман. Свет – Петр Сенченков. Звукооператор и хореограф – Галина Шоган.
Nota bene! Премьера спектакля “Селфи со склерозом” состоится 18 и 19 ноября в 7 часов вечера в помещении Prairie Lakes Theater по адресу: 515 East Thacker Street, Des Plaines, IL 60016. Заказ билетов – на сайте театра http://www.bythewaytheater.com/, а также в театральных кассах Чикаго и пригородов. До встречи на премьере!
На фото: М.Смолина, В.Каганович, Б.Борушек, И.Шац на репетициях спектакля “Селфи со склерозом”. Все фото — Игорь Антипов
