31 марта и 1 апреля 2022 года в Чикагском симфоническом центре впервые выступила одна из самых блистательных певиц современной оперной сцены Элина Гаранча. С Чикагским симфоническим оркестром под управлением Риккардо Мути она исполнила Пять песен Г.Малера на стихи Ф.Рюккерта. В эксклюзивном интервью вашему корреспонденту Элина рассказывает о музыке Малера, немецком языке, работе с маэстро Мути и неминуемом наказании для тех, кто сегодня убивает людей в Украине.
– Что нового вы узнали о Песнях Малера во время репетиций с маэстро Мути?
– Это было в каком-то смысле новое, “освежающее” для меня путешествие. После исполнения этих песен в немецкой традиции на этот раз мне показалось очень интересным прочувствовать и спеть их legato, с почти “средиземноморской” фразировкой. Немецкий язык иногда может спровоцировать повышенную концентрацию на произношении. Легко соскользнуть и потерять мелодичность красивой протяжной фразы. Маэстро выбрал несколько более медленный темп для некоторых песен, что сделало музыку Малера еще более проницательной и устрашающей.
– В прошлом году вы записали Песни Малера на стихи Рюккерта с Венским филармоническим оркестром под управлением Кристиана Тилемана. Чем отличаются подходы маэстро Мути и Тилемана к этой музыке?
– Я считаю, что есть принципиальная разница между тем, как немец и итальянец говорят о Боге и с Богом. У меня ощущение, что немцы пытаются быть скромнее, когда речь заходит о вечности, тогда как итальянцы подходят к ней более реалистично и прямолинейно. Музыка – это не то, что вы изучаете или репетируете. Музыка передает общую энергию и темп дня, который вы приносите на сцену, а так как жизнь – нескончаемый подвижный спектакль, каждый день у вас есть новое послание, которое хочется донести до аудитории.
– Что для вас самое значимое в музыке Малера?
– Восприятие музыки Малера меняется одновременно с собственным жизненным опытом. Чем старше становишься, тем менее тяжела идея смерти – глубокая и повторяющаяся тема в творчестве Малера. Боль, потеря, тоска, через которые мы все должны пройти, очень часто отражаются в его интимных музыкальных выражениях, жизнь и фантазии о жизни “после” становятся у композитора обновленными и поэтичными.
– Что для вас самое сложное в исполнении немецких песен Шумана, Брамса, Малера?
– Поскольку я бегло говорю по-немецки, а в латышском языке и культуре можно обнаружить довольно сильное германское влияние, я не вижу разницы между пением на французском и итальянском языках и исполнением на немецком языке. Для меня это естественно. Немецкие песни для меня – красивая душевная музыка.
– Что позволяет маэстро Мути оставаться уникальной фигурой в мире классической музыки?
– Я не думаю, что есть необходимость описывать, как происходит волшебство, и никто не может толком объяснить, что такое Божий дар. Это то, чем мы восхищаемся и чего желаем; то, к чему можно приблизиться, и то, что остается неприкосновенным.
– Мы все знаем, что маэстро Мути любит шутить на репетициях. Какую из его шуток вы бы выделили?
– Боюсь, я не могу поделиться этой шуткой с широкой аудиторией.
– Как бы вы описали свои предпочтения в работе с дирижерами? Что вы ожидаете от них?
– Как правило, я не люблю ничего ни от кого ожидать. Когда вы создаете музыку, она должна быть о любви, желании и сотрудничестве. Я хочу, чтобы дирижер был открыт новым идеям, умел слушать и дышать вместе с певцом, осознавал, что мое тело живое, а потому чувствительное и ежедневно меняющееся. Работая вместе, а не друг против друга, ставя доверие и веру друг в друга выше личных или творческих различий, всегда можно достичь гораздо большего.
– 31 марта вы впервые выступили с Чикагским симфоническим оркестром. Что вы думаете об этом оркестре?
– Выступая с Чикагским симфоническим оркестром, я почувствовала, что меня обнимает “добросердечный великан”. С отчетливым цветом, живым, крепким звуком и выдающимися музыкантами, это оркестр, для которого находится место в сердце каждого вокалиста. Он определенно занял место в моем, и я надеюсь, что в будущем мы сможем музыкально обнять друг друга. Лучше раньше, чем позже.
– В апреле прошлого года вы участвовали в мировой премьере новой постановки оперы Р.Вагнера “Парсифаль” в Венской опере. Вы дебютировали в партии Кундри и еще раз поработали с Кириллом Серебренниковым. Что вам больше всего нравится в работе с Кириллом?
– Кирилл без предубеждений подходит к опере. Мне очень нравилось с ним работать в заданных обстоятельствах именно потому, что он видит и читает партитуру без традиционного багажа. Его подход делает все заново свежим. Конечно, для некоторых закоренелых традиционалистов его работы могут показаться шокирующими и смелыми, но вспомним слова Пьера Булеза: “Традиция – это компенсация утраченной фантазии”. Я, как и Кирилл, предпочитаю исследовать и даже иногда провоцировать.
– Извините, но не могу не задать вам два банальных журналистских вопроса: любимый композитор и любимая роль?
– У меня их нет! Это все равно, что спросить: не хотите ли отныне есть только картошку?
– Какие самые сложные роли вы сыграли?
– Каждая роль, которую я сыграла и через которую прошла, представляла собой своего рода вызов для меня либо из-за моих голосовых возможностей, либо из-за специфики роли или даже неожиданных музыкальных проблем. Например, Штрауса и Вагнера нужно долго разучивать и запоминать, а виртуозное belcanto с “вокальной гимнастикой” – самое сложное с технической точки зрения направление, с которым приходится иметь дело. C другой стороны, вокруг партии Кармен столько клише… Все знают, кто такая Кармен, какой она должна быть, но никто не может ее точно описать. Вопрос не в сложности роли, а в том, какой вызов она несет в себе.
– Кто оказал на вас наибольшее влияние? Кто ваши герои в мировой опере?
– Никогда не бывает одного кумира или героя. Для меня над всеми стоит Криста Людвиг – певица, которой я многим обязана. Я научилась у нее практически всему своему репертуару. У нее (и теперь уже у меня) был поразительно разнообразный репертуар. От нее я узнала, что можно петь не только оперные партии, но и песни, что можно выбирать не только трагические, но и комические партии. Людвиг оставила после себя огромное наследие, и я верю, что она продолжит оказывать влияние на многие поколения певцов.
– После первого дня нападения на Украину вы опубликовали заявление о полном отказе от будущих концертов в России. Вы написали: “Я считаю безответственным и в высшей степени аморальным связывать мое имя с какими-либо событиями в стране, чей режим ведет преступную войну против демократического и независимого народа Украины и против европейского открытого общества”. Спасибо вам за поддержку, за ясные и простые слова “НЕТ войне в Украине!” Для всех нас очень важно, чтобы такие артисты, как вы, не молчали. Я родился в Минске (Беларусь), вы родились в Риге (Латвия). В большом Чикаго живут более двухсот пятидесяти тысяч человек из бывшего Советского Союза, включая огромную украинскую общину и большое количество людей из Латвии. Наш общий язык по-прежнему русский. Абсолютное большинство против войны, которую Россия ведет в эти дни, абсолютное большинство ненавидят Путина и его генералов, но любит русскую музыку и русскую культуру. Что мы должны сделать, чтобы остановить Путина и сохранить культуру?
– Единственное решение – правда! Чем старше я становлюсь, тем больше вижу, что жизнь идет по кругу. “Что посеешь, то и пожнешь.” Мы можем на время закрыть глаза, спрятаться и сделать вид, что не видим того или иного, но когда придет Судный день, будут осуждены те, кто убивает невинных людей, кто лжет, кто думает, что он выше всех! Порой приходится пройти через много горя, пролить много слез и пожертвовать многими жизнями, но никакая сила не может держаться на лжи. Я очень надеюсь, что скоро все, кто отдает преступные приказы, и все те, кто им следует и убивает мирных жителей, детей, насилует женщин, понесут наказание.
– В прошлом вы исполняли прекрасные романсы Рахманинова для меццо-сопрано. Планируете ли вы продолжать их исполнять?
– Ни Рахманинов, ни Чайковский, ни Пушкин не имеют ничего общего с нынешним режимом и дьявольским руководством России! Искусство Рахманинова, Чайковского, Пушкина приносит в нашу жизнь радость и красоту.
– Рига — Германия — Австрия — Испания… Где вы чувствуете себя дома?
– Действительно, я много путешествую и после двухлетнего перерыва получаю от этого удовольствие. Я всегда стараюсь место своего настоящего пребывания сделать пусть временным, но домом с любимыми людьми, видом, прогулкой, кофе… Это помогает мне оставаться на земле, особенно когда я много летаю. Но строго географически моими основными странами остаются Латвия и Испания.
– Расскажите, пожалуйста, о ваших планах на будущий сезон.
– Я надеюсь, что следующий сезон будет более стабильным, чем предыдущий, но таким же ярким и захватывающим как для меня, так и для зрителей. Впереди у меня несколько оперных постановок, которые я очень жду, например, “Кармен” в Венской опере, “Дон Карлос” в театре Сан-Карло в Неаполе, “Самсон и Далила” в Берлинской опере. Прибавьте к этому несколько выступлений под открытым небом, большие фестивали, концерты по всему миру, и у нас с вами получится сказочный сезон, которого мы с нетерпением ждем.
– У вас было время погулять по Чикаго? Если да, что вам понравилось больше всего?
– Можно очень быстро влюбиться в город, сочетающий в себе природную красоту, культовые небоскребы и богатую архитектуру. Чикаго, безусловно, обладает своим неповторимым очарованием, но я должна быть честной – погода во время моего пребывания была действительно плохой. Мне “повезло”: в эти дни в Чикаго были снег, дождь и ветер. Не желая подвергать себя опасности – я боялась простудиться и потерять голос, – я ограничила себя несколькими музеями и исследовала внутреннюю часть Чикаго, которая так же интригует, как и внешняя.
