С сентября 2010 по июнь 2023 года десятым музыкальным руководителем Чикагского симфонического оркестра (далее — ЧСО) был маэстро Риккардо Мути. С 1 сентября 2023 года он становится почетным пожизненным дирижером-лауреатом (Music Director Emeritus for Life). Маэстро откроет в Чикаго новый, сто тридцать третий сезон 2023-24 годов, проведет с ЧСО две недели в сентябре, потом с ЧСО двумя концертами откроет новый сезон в Карнеги-холл (4 и 5 октября) и в январе 2024 года отправится с оркестром в трехнедельное европейское турне (64-ое международное и первое для ЧСО турне с 2020 года). В числе стран — Бельгия, Франция, Германия, Люксембург, Австрия, Италия. В новой роли дирижера-лауреата Риккардо Мути проведет с ЧСО шесть (!) недель в сезоне 2024-25 годов: четыре — в Чикаго, две — в туре, подробности которого пока не сообщаются. В дальнейшем маэстро также будет возвращаться в Чикаго. Количество концертов пока обсуждается.
Cамое главное — мы НЕ прощаемся с маэстро. “Любовный роман” Риккардо Мути с ЧСО продолжается!
В прошлых выпусках нашей газеты я рассказал о том, с чего все начиналось и какими были тринадцать сезонов оркестра с маэстро. Мне повезло — я часто общался с Риккардо Мути, бывал на его репетициях, говорил с ним после концертов, дважды брал у него развернутые интервью. Первое состоялось 23 марта 2014 года. Мы беседовали с маэстро в его артистической комнате в Симфоническом центре. Я пил вкусный итальянский кофе, Риккардо Мути — чай.
Я знал, что особые отношения связывали дирижера со Святославом Рихтером. Еще в 2010 году английский музыковед и композитор Джерард Макберни, бывший тогда креативным директором программы “Вокруг произведения”, так ответил на мой вопрос, чем объясняется интерес Риккардо Мути к русской музыке: “Огромным событием в жизни Риккардо Мути стала встреча со Святославом Рихтером. Он оказал на дирижера большое влияние, стал для него художественной совестью. Мути часто говорит: “Я помню, что Рихтер очень любил…”, или “Рихтер всегда говорил, что…”. У меня ощущение, что Мути относится к русской музыке сквозь призму рихтеровского отношения. Например, он очень тепло относится к Скрябину и к Прокофьеву — любимым композиторам Рихтера. Рихтер — постоянный учитель, спутник Мути”.
Я попросил рассказать маэстро о дружбе с Рихтером.
В своей Автобиографии вы описываете вашу первую встречу в Сиене в марте 1968 года. Можно ли назвать ее началом вашей дружбы?
Да, это было начало нашего музыкального сотрудничества и дружбы. Когда Рихтер узнал, что дирижером на его концерте будет какой-то молодой, неизвестный Риккардо Мути, он захотел проверить, хороший ли Мути музыкант. А я только что выиграл Международный конкурс дирижеров и преподавал фортепиано в Миланской консерватории. (Риккардо Мути говорит о Международном конкурсе дирижеров имени Гвидо Кантелли в Милане в 1967 году, на котором он был удостоен Первой премии. — Прим. автора.) Рихтер высказал желание со мной встретиться, но не сказал, зачем. Он не спросил, играю ли я на фортепиано, но сказал, что ожидает меня с нотами. Будучи неаполитанцем, я подумал, что вряд ли он просто захотел увидеть мое лицо. Конечно, он хотел меня проэкзаменовать. Переводчик представил меня Рихтеру в фантастически большом зале Музыкальной академии Киджи в Сиене. В центре зала стояли два рояля — оба “Steinway”. Я тут же подумал, как я был прав. Недалеко от роялей стоял гигант — Рихтер ведь был высокий мужчина. Очень приятный, очень интеллигентный. Он пожал мне руку, сказал “Prego” и указал на рояль. Я сел за один рояль, он — за другой. Мы сыграли от начала до конца Фортепианный концерт Моцарта си бемоль мажор. Во время игры краем глаза я замечал, как он наблюдал за мной. Когда мы закончили, он сказал: “А теперь — Бриттен”. После Моцарта мы должны были играть Фортепианный концерт Бриттена: очень сложный, в пяти частях, с большой оркестровой частью. Мы без перерыва сыграли весь концерт. Закончив, Рихтер подозвал переводчика и сказал мне: “Если вы дирижируете так же, как играете, вы — хороший музыкант. Я согласен играть с вами”. В тот дождливый вечер 1968 года на улицах Сиены никого не было. Я возвращался один, сияя от переполнявшей меня радости… Для Рихтера было естественно, что молодой дирижер владеет искусством фортепианной игры. Это сегодня все только дирижируют. Не играют на фортепиано, не учатся композиции — сразу дирижируют. Дирижирование стало модной профессией. Если ты плохо играешь на флейте или виолончели, значит, ты — плохой музыкант. А дирижировать легко. Чего там — крути дирижерской палочкой, а оркестр сыграет. Так думают сегодня многие, забывая слова Тосканини: “Дирижировать может любой осел, но только немногие могут исполнять музыку”… После экзамена в Сиене у нас был концерт во Флоренции. Был огромный успех… А вот еще один случай. Мы играли в Генуе Фортепианный концерт Равеля для левой руки. Во время выступления Рихтер вдруг на мгновение остановился. Я смог сохранить темп оркестра, а он сумел “вернуться в строй”. После финальных аккордов была овация, мы повторили весь Концерт. Рихтер хотел взять реванш, и у него это получилось. На следующее утро мы встретились на вокзале. Рихтер подошел ко мне и попросил партитуру Концерта. Он стал перелистывать страницы, потом остановился на одной, взял ручку и расписался: “Святослав Рихтер”. Это было то место, которое он забыл. Он протянул мне партитуру со словами: “Я хочу, чтобы каждый раз, когда вы будете дирижировать этим Концертом, вы вспоминали о моей ошибке”. Эта партитура хранится у меня дома. Карандашом я написал небольшой комментарий. Когда меня не будет, люди, к которым попадет моя библиотека, должны знать, почему вдруг внутри партитуры на одной из страниц хранится автограф Рихтера… Моя семья и я — мы все любили Славу. Его гигантский талант и этический подход к музыке поражают. Он был всегда честен перед собой, его не удовлетворял результат, ему всегда хотелось большего, он всегда стремился к лучшему. Когда мы репетировали вдвоем, он двадцать минут мог обсуждать вопросы модуляции, переживал, искал абсолютный звук… Каждая модуляция должна появляться не просто так, а неожиданно. Он говорил, что все в жизни должно быть неожиданно. Когда он дарил цветы женщинам, он всегда держал их за спиной до самого последнего момента. Только, подойдя, он доставал букет. Это был сюрприз! Он говорил, что если вы приносите цветы и женщина их видит на расстоянии пятидесяти метров, эффект теряется… На моей свадьбе Рихтер был почетным гостем. Они с Нино Рота устроили самое настоящее музыкальное соревнование. Играли до часа ночи: один начинал тему, другой узнавал, откуда она, и продолжал. Гости разошлись, и мы с женой тоже стали собираться. Рихтер и Рота увидели, как мы уходим, и стали в четыре руки играть и петь “Ritorna vincitor” из “Аиды”. (Гости Риккардо Мути исполнили хоровой фрагмент из Первого акта оперы Верди. Дочь фараона Амнерис призывает Радамеса: “Ritorna vincitor”, то есть “С победой возвратись!” — Прим. автора.) Рихтер был Поэтом в жизни и в музыке. Его уход стал огромной потерей в мире культуры.
Рихтер был тем человеком, который порекомендовал вам не дирижировать по памяти, а иметь перед собой партитуру. Как вам кажется, это помогает лучше концентрироваться на музыке?
Да. Тосканини дирижировал без партитуры. Однажды он сказал: “Все пытаются подражать мне, а на самом деле я дирижирую по памяти, потому что у меня плохое зрение, а не для того, чтобы устроить из этого шоу. Я плохо вижу, и мне приходится запоминать”. Мравинский дирижировал все по памяти, хотя, я думаю, он знал Симфонии Чайковского наизусть. Стравинский дирижировал по партитуре свою собственную музыку! В то время — конце шестидесятых — начале семидесятых — было модно дирижировать по памяти. В Зальцбурге в 1974 году Рихтер с Wiener Philharmoniker играл Фортепианный концерт Шумана. Я дирижировал оркестром. Потом Зальцбургский фестиваль выпустил CD с этой записью. Во втором отделении я дирижировал по памяти Реквиемом ре минор Керубини. За ужином Рихтер подошел ко мне и спросил: “РиккардА (все русские говорят РиккардА, маэстрА), почему вы дирижируете по памяти? Не можете прочитать партитуру?” Для меня его слова стали откровением. Каждый раз, когда я дирижировал по памяти, я немного волновался, чтобы не забыть партитуру, и фраза Рихтера заставила меня задуматься. Не так важно иметь перед глазами партитуру — важно ее знать! Но партитура дает тебе уверенность. И потом, ты с ней не расстаешься месяцами. Ноты становятся близкими, они говорят с тобой… С момента нашего разговора я все дирижировал по партитуре. Все, даже увертюры к операм “Севильский цирюльник” и “Сила судьбы”. Иначе это не имеет смысла: что-то — по нотам, что-то — по партитуре.
Ваша любовь к Скрябину — это тоже влияние Рихтера? Известно ведь, как Святослав Теофилович любил фортепианную музыку Скрябина.
Я слушал в его исполнении Скрябина и решил познакомиться с Симфониями композитора. Да, наверно, это тоже влияние Рихтера… Он никогда не шел проторенным путем, любил необычные идеи. После одного или двух совместных концертов он подошел ко мне и сказал: “Риккардо, вы должны продирижировать симфонической поэмой Штрауса “Из Италии”. Тогда я не знал этого произведения. Позднее я исполнил и записал его с оркестром Berliner Philharmoniker. Рихтер попросил меня прислать ему запись. Он очень любил именно “Из Италии” Штрауса.
Мути напевает финальные такты поэмы и продолжает:
“Из Италии” Штрауса оказалось одним из тех сочинений, которые определили мою карьеру… Однажды я сказал Рихтеру: “Слава, я хочу исполнить Классическую симфонию Прокофьева”. Он задумался и предложил: “Сделайте Симфониетту!” В моей дискографии есть Симфониетта Прокофьева. Никто ее не исполняет, а Рихтер предпочитал ее Классической симфонии… Таков был Рихтер. Не “Дон Жуан”, а “Из Италии”, не Классическая симфония, а Симфониетта. Он всегда уделял особое внимание той музыке, которую чувствовал, всегда готов был разделить свою радость со зрителями. Он мог восторгаться несколькими тактами музыки. В “Бале-маскараде” Верди ему очень нравилась одна тема. Опера начинается так…
Маэстро подходит к роялю и начинает наигрывать начало увертюры…
Вторая тема… Рихтер сходил с ума, когда слышал эти звуки. Для него они всегда звучали по-новому… Иногда мое отношение к музыке может казаться слишком строгим, но я всегда вспоминаю моих учителей, моих старших коллег. Я несколько раз играл с великим Клаудио Аррау. Каждый раз, выходя на сцену, Аррау, обращаясь ко мне — молодому дирижеру, говорил, как он мечтает сыграть вместе. Таким был Рихтер. Это — стиль честных, серьезных взаимоотношений, основанный на уважении к коллеге и музыке. Моцарт говорил: “Главное в музыке — не нотные значки. Главное — то, что исполняется между нот”. Великий Слава это понимал и чувствовал, как никто другой!
Одним из учителей Риккардо Мути был прекрасный итальянский композитор, многолетний ректор консерватории в Бари Нино Рота. Маэстро записал альбом с музыкой Рота к моим любимым фильмам Федерико Феллини “Сладкая жизнь”, “Восемь с половиной”, “Амаркорд”. Я спросил дирижера, почему так редко исполняется симфоническая музыка Рота.
Нино Рота — великолепный композитор. Он писал не только симфоническую музыку, но и оперы. Например “Il cappello di paglia di Firenze” – одна из лучших комических опер XX века. (Это та самая “Соломенная шляпка” по водевилю Эжена Лабиша о том, как лошадь съела шляпку, и сколько неприятностей из-за этого произошло. Режиссер Леонид Квинихидзе снял по этому водевилю замечательный фильм. Правда, музыка там звучит не Рота, а Исаака Шварца. — Прим. автора.) Оперы Рота ставились в Ла Скала, но так случилось, что в историю музыки он вошел, как кинокомпозитор. Благодаря Феллини он стал таким популярным, что все остальное творчество осталось в тени его киномузыки. То же самое произошло с Пьетро Масканьи. “Сельская честь” была его первой оперой. После этого он написал еще много прекрасной музыки и очень злился, когда, говоря о его творчестве, вспоминали только одну оперу.
В своей книге Риккардо Мути пишет, что Рота представил его Феллини, и дирижер предложил режиссеру поставить оперу. Режиссер так ответил Риккардо Мути: “Нет, дорогой маэстро. Слова, которые поются, в отличие от слов, которые произносятся, мне неподконтрольны”.
Музыка Нино Рота звучит в фильме Феллини “Репетиция оркестра”. Дирижер оркестра — это реальный персонаж или герой выдуманный?
Не ищите там реальных персонажей. Феллини написал и поставил эту историю в качестве метафоры, чтобы высказаться по поводу политической ситуации в Италии. Это было политическое заявление режиссера.
В вашей книге “Сначала музыка, затем слова” вы пишете, что предлагали Федерико Феллини поработать в оперном театре, но он отказался. Почему?
Сначала я попросил Нино Рота поговорить с Феллини, а потом поговорил с ним сам. Я ему сказал, что было бы замечательно, если бы он поставил оперу в театре Реджо (Teatro Regio Torino — один из старейших оперных театров Италии, находится в Турине. — Прим. автора.). Феллини сказал: “Проблема в том, что слова, которые в опере поются, для меня не имеют никакого значения”. Ему надо было, чтобы текст произносился, а не пелся. В опере он чувствовал себя некомфортно, но был очень музыкальным, работал над музыкой вместе с Рота, подбирая нужные мелодии, мотивы… Три раза я встречался с Ингмаром Бергманом. Один раз — в Мюнхене, дважды — в Стокгольме. Я пытался уговорить его поработать в опере, но он ответил, что слишком старый, хочет уйти на пенсию и рыбачить на своем острове. И действительно, он умер на своем острове.
Если бы Феллини согласился, какую оперу вы бы предложили ему поставить?
“Фальстаф” Верди или “Так поступают все женщины” Моцарта.
Как случилось, что друг и ассистентка Рихтера Милена Борромео стала работать с вами?
Судьба. Когда мой ассистент из Ла Скала переехал в другой город, я стал искать нового помощника. Милена была ассистенткой Рихтера тринадцать лет. Я встречался с ней, когда Рихтер выступал в Равенне, но лично не говорил. Мой друг сказал мне, что после смерти музыканта у нее есть возможность поработать со мной. Это был знак Рихтера из другого мира… Милена очень хорошо говорит на русском языке, связана с огромным количеством друзей в России, у нее множество знакомых в мире русской культуры… Сегодня наследие Рихтера продолжается через Милену…
В 1955 году после одного из экзаменов Нино Рота поставил вам высшую оценку с такими словами: “Мы ставим вам пятерку с плюсом не за то, как вы сыграли сегодня, а за то, как вы будете это делать в будущем”. Сегодня вы можете сказать, что заслужили высокую оценку педагога?
Это вы должны мне сказать, заслужил я или нет. Я не могу такое говорить.
Тогда спрошу по-другому: своей оценкой, выданной авансом, Нино Рота предсказал вашу судьбу?
Конечно. В то время я не думал становиться профессиональным музыкантом. Я занимался музыкой, чтобы быть культурным человеком. Занимался серьезно, но не как своей будущей профессией. Нино Рота был тем человеком, кто убедил меня и моих родителей, что у меня есть качества, необходимые для пианиста. А потом судьба бросила меня к дирижированию. Я учился композиции десять лет, очень серьезно готовился к началу дирижерской карьеры. Для меня дирижер — не просто человек, отбивающий такт. Дирижер должен иметь знания и личные качества, способные заразить сотню музыкантов своими идеями, убедить их в правильности подхода к исполнению, убедить их следовать за ним.
Это не все о маэстро Мути и ЧСО. Окончание — в следующий раз.
