“Черт знает что!”

Разговор с Ольгой Васильевой и Дмитрием Назаровым

Дмитрий Назаров и Ольга Васильева. Фото - @helenbrowpic
Дмитрий Назаров и Ольга Васильева. Фото - @helenbrowpic

В отличие от подавляющего большинства российских деятелей культуры бывшие актеры Московского Художественного театра Дмитрий Назаров и его жена Ольга Васильева с первых дней полномасштабного вторжения России в Украину выступали против войны. Тучи над ними сгущались, было понятно, что власть не допустит подобного вольнодумства. В январе 2023 года художественный руководитель МХТ Константин Хабенский заявил актерам: либо двадцать девять сотрудников театра лишатся брони от мобилизации, либо Васильева с Назаровым покидают театр. Позже выяснилось, что все разговоры об этом были неправдой. Актеров таким образом просто вышвырнули из МХТ. Васильева и Назаров продолжили служение театру в изгнании. И вот, к нашей общей радости, 3 октября в США и Канаде начинаются гастроли театра Réflexion со спектаклем “Черт знает что!” (“What the Heck Knows”). В спектакле заняты Ольга Васильева и Дмитрий Назаров. Единственный показ в Чикаго состоится 13 октября. Перед началом гастролей я виртуально встретился с актерами и поговорил с ними о театре, жизни во время войны и, конечно, о предстоящем спектакле.

(ДН) “Черт знает что!” — спектакль по пьесе Алексея Арбузова “Старомодная комедия”. Спектакль был в планах Московского Художественного театра на сезон 2022-23 годов. В апреле 2023 года мы должны были приступить к репетициям, а в июне выпустить спектакль на Малой сцене. В начале января случилось наше шельмование и изгнание. Мы оказались за бортом Художественного театра и России в неожиданной для нас ссылке во Франции. Но нет такой силы, которая способна поменять наши жизненные и творческие планы. Мы решили создать спектакль во Франции. Пригласили режиссера Георгия Мнацаканова, а он, в свою очередь, познакомил нас со своими друзьями-художниками и предложил новые художественные решения. Париж — культурная столица Европы, и если уж выпускать спектакль в изгнании, то лучше это сделать с широко развернутыми знаменами в Париже. Мы начали репетировать, чтобы в те же сроки, как предполагалось в Москве, выпустить спектакль, но сделать этого не смогли и отодвинули премьеру почти на год. Премьера состоялась в парижском Theatre Le Ranelagh (театре с двухсотлетней историей) 24 апреля 2024 года. Дальше — турне по Европе, впереди — турне по Америке…

(ОВ) Пьесу предложили театру мы сами. Материал, на наш взгляд, вечный, несмотря на так называемую социалистическую действительность. Темы, поднятые Алексеем Николаевичем Арбузовым, интересны любому зрителю. Поэтому мы от пьесы не отказались, а решили осуществить то, что уже было в наших планах.

Не было бы счастья, да несчастье помогло…

(ОВ) Да, если бы не война и не наше изгнание, мы бы играли сейчас этот спектакль на Малой сцене МХТ. Спектакль другого режиссера, с другой творческой группой. А тут получилась премьера в Париже и гастроли по всему миру.

(ДН) Разве мы могли себе представить, что, живя во Франции, приглашая режиссера из Берлина, делая декорации в Москве, Тбилиси, Ереване, создавая костюмы в Москве и во Франции, сделаем спектакль, объездим всю Европу и доберемся до Америки?! Может быть, мы действительно жили в болоте, а сейчас окунулись в Жизнь с большой буквы?!

Я помню знаменитый спектакль театра Ленсовета с Фрейндлих и Владимировым, помню версию Гончарова с Сухаревской и Тениным (потом из спектакля театра Маяковского был сделан телевизионный фильм). Для театралов, кто знаком с пьесой и видел старые спектакли, многое будет неожиданным в вашей трактовке?

(ДН) Очень многое. Я думаю, они будут в самом хорошем смысле ошарашены и удивлены новым прочтением Арбузова. То, что нам предложил режиссер, повергло нас в эстетический шок, с которым мы долго сживались, смирялись, а потом воодушевились и принялись за работу. Опыт существования на различных театральных сценах у нас большой, но все-таки что-то пришлось поменять в своем мировоззрении. Мы получаем огромное удовольствие от того, как удивляем зал.

(ОВ) При этом мы не поменяли ни одного слова в тексте Арбузова — только купировали архаизмы и убрали некоторые длинноты, которые в наше время могут быть утомительны. Все-таки почти пятьдесят лет прошло, пьеса была написана в 1975 году… Режиссера Мнацаканова предложила наша дочь Арина. Она не так давно закончила ГИТИС, знает молодую режиссуру, с Мнацакановым училась на параллельных курсах. Ее мнение для нас очень важно… Мы не хотим ограничивать наше творчество традиционным театром. У Димы была встреча с Кириллом Серебренниковым в стенах МХТ. У меня такого режиссера не было… В новом спектакле нам было важно совместить классическую актерскую школу с новыми формами существования на сцене. Мы хотели самим себе доказать, что можем найти точки соприкосновения с новой режиссурой.

(ДН) Французский театр вербальный. Люди сидят на сцене и разговаривают. Юмор, пафос, трагедия — все на уровне текста. А мы вербальный способ существования заменили на театр движения и действия.

Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото - @photograzcom
Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото — @photograzcom

Вы определяете жанр спектакля словом трагифарс. Означает ли это, что во главу угла поставлена комедийная, лицедейская, клоунская составляющая?

(ДН) Абсолютно верно. Самое необходимое для нашего существования на сцене — когда зритель, еще не стерев улыбки с лица, уже проливает слезы, и, наоборот, не вытерев слез, вдруг начинает смеяться. Умение жонглировать эмоциями зала — самое дорогое и ценное. Иначе спектакль не нужен и такой театр не нужен! Если Господь тебя заметил и одарил талантом, ты обязан протягивать сквозь рампу руку и шевелить души и сердца зрителей. Ты просто обязан это делать! Иначе ты используешь дар божий во вред… Режиссер добавил в спектакль фарсовую составляющую. Мы “растолкали себя изнутри”, и горизонты наших возможностей, несмотря на возраст, увеличились. Теперь мы гораздо больше можем, чем могли. Вряд ли в постановке режиссера Кобелева в Москве мы смогли бы этого добиться.

(ОВ) Мы даже не ставим вопрос о жанре. Нам важнее то, о чем сейчас сказал Дима, — как мы воздействуем на зрителя. Дима, например, мне говорит (выдаю тайну): “Сейчас будешь получать удовольствие от своих трагифарсов, будешь кайфовать от этого”. Наверно. Я люблю трагифарс.

Актер-комик, актер-трагик, актер-травести… Никуда не уйти от актерских амплуа, правда? Кто вы в этом списке?

(ОВ) Большой актер должен уметь делать все. Если он только лирик или герой, он перестает быть интересен публике.

(ДН) Мы живем в эпоху давно размытых амплуа. Конечно, трагик не может сыграть роль травести, как я уже не могу сыграть Ромео или Гамлета. Поздно. Но трагедия, комедия, фарс, буффонада — все эти жанры и, соответственно, амплуа пересекаются. “Комиков с каскадом” практически нет. Был в Малом театре такой актер — Алексей Кудинович. Он 1 сентября умер, Царство ему небесное. Мы с ним дружили. Вот это был “комик с каскадом”. То, что он творил, было невероятно. Правда, он мало играл из-за своего вздорного характера и постоянной борьбы с руководством театра. А становые “хребты”, такие амплуа, как трагик и комик, на сегодняшний день размыты. Актеры обязаны владеть и той, и другой составляющей. Мы — трагикомики.

В пьесе несколько раз герои произносят фразу “Черт знает что!”. Вы поэтому решили поставить ее в название?

(ОВ) Именно так. Это не из потолка взято, не для того, чтобы завлечь публику, а потому что в пьесе несколько раз произносится эта фраза. Нам кажется, что она о многом говорит. О том, что сегодня происходит в мире.

Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото - @norewindphoto
Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото — @norewindphoto

“Старомодная комедия” про любовь. Тема, как вы сказали, вечная, но, согласитесь, не самая актуальная сегодня, когда идет война. Когда вы брались за этот материал, вас не пугало некое несоответствие материала с тем, что происходит за окном?

(ДН) Именно о любви надо сегодня ставить спектакли. Говорить о том, какой плохой президент и как плохо убивать, надо в газете или на YouTube-канале. Театр — это не газета, не интернет-новости, а способность научить людей в зале противостоять беде. И нет оружия сильнее любви.

Как принимают спектакль в разных странах? Есть ли разница в восприятии, скажем, в странах Балтии и в Испании?

(ДН) Конечно, есть. Зритель у нас, в основном, русскоязычный. Кроме Парижа, где были субтитры на французском языке. На эмигрантов очень воздействует среда их нового обитания. Зритель в Барселоне, конечно, сильно отличается от зрителя стран Балтии или скандинавского зрителя, как отличаются и сами эти страны. Очень важно, чтобы театральный зал был заполнен. Ведь что такое театр? Соборность. Люди собираются, ощущают плечо и локоть друг друга, лучше слышат реакции, реплики, поддаются всеобщей тишине, смеху, аплодисментам. Люди объединяются и становятся вместе одним большим целым.

Расскажите, пожалуйста, о вашем новом театре. Название красивое!

(ДН) Наш театр называется Réflexion, по-английски — Reflection. Перевод двусмысленный, есть два варианта — “отражение” и “размышление”. Вот об этом наш театр. Мы поворачиваем зеркало к зрителям, чтобы они увидели себя и поразмышляли. Театр наш репертуарный. У нас еще есть спектакль-концерт, который называется “L’amour-Мур”. По предварительным договоренностям мы, вероятно, через полгода привезем его в Америку. Еще у нас есть спектакль “Корень любви”, который, к сожалению, нам очень трудно показывать. В спектакле сложнейшая музыкально-световая партитура. Люди, которые ее ведут, не в состоянии выехать ни в Европу, ни в Америку. Надеюсь, когда-нибудь этот вопрос будет решен, и тогда в нашем театре будут три спектакля…

В Америке нет такого понятия — репертуарный театр…

(ДН) Во Франции происходит то же самое, что в Америке, — собирается команда, спектакль играется каждый день. К искусству это имеет мало отношения. Каждый день играть нельзя. Можно сыграть два дня подряд, а дальше ты начинаешь экономить силы. Тебе надо месяц-два-три-год играть одно и то же. Это конвейер уже не творческий, а производственный. Если полностью тратить силы каждый день, помрешь прямо на сцене… Спектакль “Дорогое сокровище” мы играли в Москве два-три раза в месяц, а во Франции он шел каждый день. Сначала в Париже, потом в других городах. Это тяжелый, каторжный труд, который не приносит того эффекта, как если бы актеры играли реже.

(ОВ) Нам кажется, что мы смогли сделать очень большое дело и тем самым дали надежду нашим молодым коллегам. Надежда заключается в следующем. Ребята, мы все можем! Нас нельзя закопать в землю, потому что мы неугодны власти. Да, нам всем очень тяжело, но мы можем и должны это делать. Наш опыт должен помочь коллегам не бояться. У нас есть очень много актеров, которые ждут предложений и приглашений, и будут рады сотрудничать. Театральный “портфель” у нас большой, работа найдется всем.

(ДН) Все зависит от продюсеров, спонсоров, меценатов. Когда, наконец, люди поймут, что искусство, несущее любовь, веру, добро, сильнее говорящих пропагандистских голов?! Стократ сильнее! Потому что речи пропагандистских голов максимум доходят до голов, а настоящие произведения искусства пробивают сердца и души. Человек, поддерживавший какую-то мерзоту, сам незаметно для себя меняется, у него взрывается сознание. Чарли Чаплин в фильме “Великий диктатор” юмором и сатирой уничтожил Гитлера. Сознание миллионов изменили фильмы “Спасение рядового Райана” Спилберга, “Конформист” Бертолуччи. Таких примеров много. Лояльность преступной власти никогда не приводит к добру. Это только поначалу кажется, что тепло и мило, а потом становится кроваво и болезненно. Если правительства демократических стран действительно заинтересованы в победе над чудовищным мракобесием, которое развязала российская власть, побеждать надо СОЗНАНИЕ. Только надо в это поверить. Почему-то это оказывается очень сложно.

Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото - @photograzcom
Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото — @photograzcom

Вас уже десятки раз спрашивали про историю о предательстве ваших коллег в Художественном театре. Сегодня, по прошествии почти двух лет, вам все еще больно от того, что произошло, или вы закрыли для себя ту страницу и идете дальше?

(ДН) Конечно, мы идем дальше, по память никуда не денешь. Она может тебя нежить и ласкать, а может — ранить и кровавить. Есть какие-то вещи, которые не забываются. И хорошие, и плохие. Я прекрасно помню тех, кто нас предал, и помню всех, кто поддержал. А как же? Я для себя разделил людей, которые там остались, на рукопожатных и нет. Вот и все. У меня еще до войны в России был случай, когда один важный медийный актер на одной театральной тусовке подошел ко мне с объятиями, а мне пришлось его остановить и объяснить, что он — нерукопожатный. Так оно и будет.

Если война закончится и вы вернетесь в “прекрасную Россию будущего”, и в МХТ будут другие руководители, и театр вас примет (как много если) — как вы будете общаться с вашими коллегами?

(ОВ) В МХТ мы не вернемся.

(ДН) Нереально выходить на сцену с нерукопожатным актером, с которым не можешь общаться. Нереально и не хочется. Я бы всех этих карьеристов отправил бы за сто первый километр без права заниматься профессией. У них исчервленные души, ничего хорошего они в зал не передадут. Долой из профессии!

Дмитрий, в одном из недавних интервью вы сказали, что “кино и телевидение — для славы и денег, а театр — это живое”. Мне все-таки кажется, что вы погорячились. Я могу привести множество примеров и в кино, и в сериальной продукции, когда во главу угла ставятся художественные достоинства, а не кассовый успех…

(ДН) Настоящие актеры работают в первую очередь в театре. Это — здесь и сейчас. А кино, как правило, — скучная, унылая история. Да, она приносит гораздо больше денег, чем театр, но с творчеством очень большие проблемы. Да, создаются шедевры, но процесс настолько неинтересный. Может быть, какой-то съемочный день исполнен чарующего творчества, но остальные — просто унылые повторы. Я помню день съемок сериала “Закон”. Снимался эпизод в квартире моего героя Ивана Скляра. Нужно было, как говорится, “отбить объект”. В каждой из двадцати трех серий я подходил к входной двери, реагируя на звонок. Менял только костюмы. С ума сойти можно — двадцать три раза открывать дверь! Это скучно. Правда, скучно. Я озвучивал компьютерные игры. Вот это был восторг и счастье от того, как замечательно сделана игра. А бесконечно, часами повторять: “Возьми пульт”, “Нажми кнопку”, “Пойди направо”, “Пойди налево” — в этом нет творчества.

Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото - @norewindphoto
Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото — @norewindphoto

Ольга, в одном из недавних интервью вы сказали: “Мы продолжаем верить, что театр — это храм, что он должен исцелять души”. После Бучи и Мариуполя, после всех преступлений российской армии как можно в это верить? Ведь “мальчики”, которые грабят, насилуют, убивают мирных украинских жителей, ходили с нами в школы, учили ту же литературу, кто-то из них наверняка был в театре с родителями. И что? Кому это помогло? Кого театр исцелил?

(ОВ) Если мы разочаруемся в жизни, надо пойти и утопиться. Зачем жить, если в жизни есть очень много плохого? Точно так же с театральным искусством. Это не массовая культура, его не все любят, не все понимают. А мы — те избранные, которые должны оказывать воздействие на души людей. Если мы перестанем верить в нашу миссию, тогда нам нужно сказать, что мы больше не актеры, и уйти из профессии. Смысла в нашей профессии нет! Так в любом деле. Строитель, разочаровавшийся в том, что создаст фантастическое жилье, должен закончить строить дома. А я буду верить и настаивать, и делать все, чтобы человек, выйдя из театра, мог подумать, поплакать, сказать своей половинке: “Ты помнишь цветочек, который был на сцене?” Ради этого мгновения мы выходим на сцену. Если я не буду это в себе культивировать и этим жить, тогда не надо выходить на сцену. Не надо лечить человека, если не веришь в то, что сможешь его вылечить.

(ДН) Именно вылечить. Громадное ваше заблуждение, что с теми людьми, которые посылали домой с Украины стиральные машины и телевизоры, мы ходили в одни школы и в один театр. У нас были разные детские годы. Иначе мы были воспитаны. Но у нас есть шанс даже таких людей вернуть в лоно добра и справедливости.

(ОВ) Мы на это надеемся. На нашем спектакле бывали люди, мало понимающие русский язык. Французы, например. Один рыдал и, выходя из зала, был в шоке от того, что с ним произошло! Он никогда прежде этого не испытывал, был в театре первый раз в жизни. Его привела к нам русская жена.

(ДН) Вот этот человек и дальше будет ходить в театр и ждать подобного эффекта. Так что его жене нужно тщательно выбирать, куда она его поведет в следующий раз.

Дмитрий, не могу не спросить вас о вашей поэзии. К стыду своему, я узнал о вашем поэтическом творчестве только после начала войны, когда вы стали читать басни на своем YouTube-канале. Когда вы начали писать стихи?

(ДН) Мама, Царство ей небесное, писала стихи и шаг за шагом привила мне эту любовь. Какие-то вещи заставляла учить наизусть, проверяла, поддерживала. В шестом классе нужно было написать на уроке литературы сочинение на тему: “Зимний лес”. Я написал его белым стихом, за что получил тройку. Мама пришла в школу и устроила страшный разнос преподавательнице с привлечением завуча и директора школы. По прошествии времени я понимаю, что поступил бы точно так же. Эта училка могла убить во мне стремление к творчеству… Я писал стихи в том или ином количестве всегда. По разным поводам или без повода. Писал в стихах поздравления юбилярам, организациям… Я давно понял, что стихи точнее воздействуют на слушателя, чем проза. Можно долго вести переписку с человеком, с которым конфликтуешь. Ты ему приводишь аргументы, он тебе в ответ, и так до бесконечности… А потом я не выдерживаю и пишу в стихах. Шок. Пауза. Человек сдается. Иногда пытается отвечать, тоже в стихах, и это выходит плохо. Но у меня бывали оппоненты потрясающие. Один модный медийный шоумен (не буду называть фамилию) замечательно слагает стихи. Мы с ним, слава Богу, не конфликтуем, а бываем иногда в стихотворном диалоге… У меня вышла книга “Без кожи” со всеми довоенными стихами. Там уже было огромное количество критики власти. Сейчас накопился материал на вторую книгу.

Ольга, а вам можно корректировать Дмитрия?

(ДН) Она только этим и занимается.

(ОВ) Я — перфекционистка. Со мной тяжело работать. Несмотря на это, Дима свои стихи мне показывает. Он знает, как я реагирую, и соглашается с моими доводами.

(ДН) Главный Олин аргумент — “Ты же можешь лучше!”

Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото - @norewindphoto
Сцена из спектакля “Черт знает что!”. Фото — @norewindphoto

Вы всегда говорите правду? Не льстите мужу?

(ОВ) К сожалению.

(ДН) Более того, с радостью находит изъяны в моем творчестве. А если что-то получается хорошо, то ничего, кроме слова “хорошо”, в ответной смске я не нахожу.

Ваша дочь — актриса театра Маяковского Арина Назарова. А чем занимается ваш сын Арсений? Он тоже пошел по вашим стопам?

(ОВ) Да, он играет в Московском театре “Школа современной пьесы”.

Вы за границей, а дети остались в России. Обычно бывает наоборот…

(ДН) Мы были во Франции, когда нам сказали, что возвращаться некуда. Нас отовсюду уволили, и нам грозила тюрьма. Назад дороги не было.

(ОВ) Наши дети, пройдя сложнейший путь поступления в московские театральные институты, стали служить в театрах. Они еще не “наелись” театра, чтобы так легко с ним расстаться. Им охота каждый день выходить на сцену, получать аплодисменты, к чему-то стремиться. Не исключено, что в определенный момент все может измениться как в хорошую, так и в плохую стороны. Мы к этому готовы. Мы знаем, что они на мушке, и они это знают. Чем дело кончится — непонятно. Несмотря на весь наш… хотела сказать оптимизм, а потом поняла, что оптимизма особого нет… Есть желание жить. Мы должны жить, чтобы не стыдно было смотреть в глаза своим детям.

В конце нашей беседы Дмитрий Назаров сказал: “Потенциальные меценаты, обращайтесь к нам. Мы дадим счет нашей ассоциации и гарантируем, что создадим произведения искусства, поставим спектакли, снимем фильмы… На сегодняшний день это крайне необходимо. Есть люди, которые не знают, как использовать свои материальные ресурсы. Они могут войти в историю как со-создатели фильмов и спектаклей, как люди, поддержавшие наш театр. У вас есть шанс! Мы перевернем человеческое сознание — это мы вам гарантируем!”

Присоединяюсь к призыву народного артиста не только России, но и всего русскоязычного мира. Спонсоры, меценаты, театралы и киноманы Америки: поддержите неподцензурное искусство и его ярких, талантливых представителей!

Nota bene! Североамериканские гастроли театра Réflexion со спектаклем “Черт знает что!” пройдут со 2 по 31 октября 2024 года. Спектакль увидят в Сан-Диего (2 октября), Лос-Анджелесе (4 октября), Сан-Франциско (6 октября), Ванкувере (9 октября), Сиэтле (11 октября), Торонто (16 октября), Монреале (18 октября), Бостоне (20 октября), Роквилле (23 октября), Нью-Йорке (26 октября), Филадельфии (27 октября), Майами (29 октября), Хьюстоне (31 октября). В Чикаго спектакль пройдет 13 октября в 7.00 pm в North Shore Center for the Performing Arts in Skokie (9501 Skokie Blvd, Skokie, IL 60077). Билеты — на сайтах ticketsbox.us, www.vesnatickets.com/tour/What-The-Heck-Knows-2024 и eventcartel.com/events/what-the-heck-knows-tour-buy-tickets-292.